Алексей Зубов - Драма для Дю

Вельяминова

Государыня, пустое – убить мерзавку девку

(пинает стоящую на коленях девушку)

иль холопа,

лишь бы крещены были и чисты.

Когда перед постелей кровь прольется,

Тогда вся сила беса мужу в сердце

Войдет – как жеребец безумный, свою супругу будет он ласкать.

Глинская.

Великий князь об этом знать не должен… Он набожен и добр…

Где князь Иван? К нему есть поручение…

Вельяминова. (девкам)

Зовите князя Оболенского.

Девушки.

Боярин, князь, Тебя к себе Великая княгиня просит.

Вельяминова

А чем не муж? И молод и силен.

Глинская.

Молчи пока. И убери картину.

(входит Оболенский)

Мой верный князь, пойди, предупреди

Супруга нашего – надежду государя,

Что мы идем…

(Оболенский уходит)

Вельяминова.

Уж как наш князь хорош!

Глинская.

Пойдем, боярыня, и мы. Трепещет сердце! Мечтами страшными оно раздражено…

(уходят обе, вместе с девушками. Появляется Грек)

Грек.

Что слышал я! Я думал, что молитве

Святой не помешаю, что княгиня смиренно плакать будет и виниться,

а я, со скорбью, вторить буду ей.

Предупредить я должен… Но Василий

мне не поверит.

Он глазами супруги смотрит, слышит лишь ее ушами.

Открыть все Шуйскому? Он сын Войны и знатен -

Не дело иноков мирских князей судить.

(уходит)

( Палаты Государевы. В. к. Василий Иванович, Глинская, Шуйский, Оболенский, шут Тимофей, ближние бояре, слуги.)

В. И.

Митрополит-владыка разрешил нам суровый пост нарушить ненадолго,

Чтобы бояре верные и слуги

Могли сегодня сердцем отдохнуть.

К тому же доброе знамение я видел -

(Шуйскому)

–Ты помнишь, князь, на Воронцовом поле

не ждали мы удачи от охоты -

Взял ястреб перепелку. Вдруг – вторую, а там и третью! Все – в мгновенье ока!

То предвещает мне добро. И милость Божью в рождении наследника престола.

Теперь хочу, чтоб музыка играла, свечей поболее, и чтобы все в веселье

Обедали со мной… (играет музыка, и т. д.)

А где мой шут?

Желаю я смеяться – а нет его.

(шут из-под стола)

Я здесь, мой государь!

В. И.

Чего ты прячешься? Опять играть надумал? Тимошка, где ты там, боярам покажись.

(шут вылезает)

А расскажи, чего задумал, что трясешься?

Шут

Я бабы, государь, своей боюсь – прибить грозилась!

В. И.

А за что грозилась?

Шут.

За то, что я ее на шубу променял, вчерась на рынке.

В. И.

Бабу – да на шубу! Да ты купец, Тимошка!

Шут.

Как же не купец. Да только шубу, батюшка, я выменял на гуся.

В. И.

А гусь тебе зачем?

Шут

Как гусь зачем? У самого бояре, как гуси важные, а мне так без гуся.

Хотел его боярином поставить.

Оболенский.

Эй, дурень, что ты врешь.

В. И.

Оставь его.

Эй, кравчие, мальвазию несите, мы веселимся нынче – нынче Хмель

пускай подернет дымкой все заботы. Я первый пью за здравие бояр

И государыни княгини.

Оболенский.

Здоровья Государю и княгине!

(все)

Будь счастлив, государь, страны отец!

В. И.

Но что же ты, княгиня, так печальна? Оставь грустить и слезы осуши.

Или наш пир тебе не мил?

Глинская

Не в пире дело,

А дурень-шут своею сказкой уколол.

На шубу рваную шут женщину меняет – и все смеемся, как же не грустить.

В той сказке – и моей кусочек доли, хоть я княгиня.

В. И.

Где ты, Тимофей?

Повесели княгиню новой сказкой – что с гусем дальше?

Шут.

Дальше – его на ложку выменял – свою-то

я потерял за кашей у тебя – или украли

В. И.

Вора-то поймали?

Шут

Да как ловить-то, батюшка, у нас – переполох.

В. И.

А что случилось?

Шут

ловим тех,

кто не ворует, да все сыскать не можем – нет таких.

В. И. – Шуйскому

Не в бровь, а в глаз тебе, ты ж, ведаешь приказом «тайных дел».

Шуйский.

Врет пустое. Москва тиха, «шалят» лишь по углам

За Волгою – да там всегда разбой.

В. И. шуту

А где же ложка?

Шут

Ложка-то? Я ложку у литовца – на девку выменял.

Глинская В. И.

Останови его.

Позволь, Великий князь, тебя покину – и в почивальню удалюсь.

В. И.

Ступай, приляг.

Лицом ты побелела, как лилея. Ступай, приляг, храни тебя Господь.

(Глинская уходит)

Теперь мои бояре, пир продолжим. Еще вина! Где музыка? Шуты?

Вино омоет ум, а песни – сердце, а смех прогонит духов темноты.

(Покои государыни. Глинская. Вельяминова. Девушки, стоящие на коленях и ткущие покрывало.)

Глинская.

Какой позор! Как раб презренный смеет шутить прилюдно.

Как постыден смех!