Алекс Норк - Льется с кленов листьев медь

Ваня задумывается.

Человек.Нелогично разве? Э, ты опять недоволен?

Ваня.Выходит тогда, недоработка…

Человек.Ну, правильно-правильно, продолжай.

Ваня.(Смутившись). Нет, вы поняли, вы лучше скажите.

Человек.Выходит, что недоработки не может не быть, и рано или поздно она обнаружится.

Ваня.Здорово! Нет, я в том смысле, что вы здорово объяснили, мысль тут очень глубокая.

Человек.(Пренебрежительно). Ну, не из самых глубоких.

Человеквытягивает ноги, закидывает голову…

В Петербурге было много красивых женщин, Ваня. Однако красота в привычном для нас виде есть ни что иное как привлекательность. (Смотрит на Ваню, тот не очень уверенно кивает). Привлекательность – субъективное впечатление, поэтому разных мужчин тянет к разным женщинам… а?

Ваня кивает более уверенно.

Но Наталья Гончарова была идеальным произведеньем. Значит, тем, что не может существовать на земле, потому что материя всегда огрубляет идею. … «Всегда», «Никогда» – их не бывает. «Всегда» вдруг сбивается с твердой поступи, «Никогда» замечает, что неприступный рубеж оказался с изъяном, видит щелку, куда скользнуть… Однако же я отвлекся – раздумья уводят от главного. Так вот – многие вздрагивали, когда видели Гончарову в первый раз… да и не только в первый. А женщины, тот редкий случай в истории, ей не завидовали.

Ваня.Как это сказать, из-за слишком сильной разницы?

Человек.Именно, в самую точку.

Ваня.А как у нее… ну, было что-нибудь с Жоржем?

Человек.Нет. Она мужу изменить не могла. По религиозным своим убеждениям, во-первых. Да и что бы эта связь ей давала? Она Жоржа любила, а физической связью – да воровскою еще – любовь удовлетворить нельзя. Понимаешь?

Ваня.М-м…

Человек.Любовь – она повыше. Вот и жила так, стиснутая религиозной моралью и горечью от невозможности любить любимого человека.

Ваня.Мне показалось, он человек занимательный.

Человек.Жорж?

Ваня.Да. Сказал: надо превзойти себя, чтобы стать самим собой. Похоже, вроде, как тренеры у нас говорили – преодолеть себя?

Человек.Нет, Ваня, похоже, но вовсе не то.

Его выслали, он писал приемному отцу Геккерену как ехал в открытых санях, держал под шинелью простреленную болевшую руку и смотрел на бедное звездами ночное небо России. И что под ним, наверно, вообще не положено быть человеческому счастью.

И хотя та любовь покинула его душу, он не пустит на ее место горькое чувство.

Будет напрягать силы, чтобы стать другим человеком, который уже никогда не позволит сделать себя игрушкою обстоятельств.

Ваня.И удалось?

Человек.А?

Ваня.Ему превзойти себя?

Человек.Да-а! Получив в юношестве лишь поверхностное образование, и почти не добавив к нему ничего на придворной военной службе, однако стал не только французским сенатором и крупным политиком, а представь – одним из лучших ораторов Франции. Одолел в политическом споре самого Виктора Гюго.

Ваня.(Присвистнув). Не сла-бо! А Гюго тоже в политику лез?

Человек.Все образованные французы в нее лезли, и даже не очень образованные. Крайне подвижная нация, Ваня, в отличие от… ну, знаешь кого.

Ваня.А про недоработку вы говорили (показывает кивком вверх), к этому она какое отношение имеет?

Человек.Очень имеет. Выхода из положения не было. У всех троих.

Ваня.Получается, кто-то один из них…

Человек.Угу. (Показывает пальцами открытой руки вверх). Ну, чего, вот, хотел? А скажут – «не этого», дескать: «вот они сами».

Ваня.Странно получается, тут один священник выступал… (Появляется Иуда). Что-то вы мало поспали. Чаю хотите?

Иуда.Крепкого немножко бы выпил. Я перебил разговор, вы продолжайте.

Ваня.(Налаживая чай). Священник один по телевизору… что Бог знает вперед всю жизнь каждого человека.

Человек и Иуда оба вздрагивают.