Анастасия Мельникова - Поломки разума

Ты думал когда-нибудь о том, чтобы вернуться назад и все поменять? Ну, может быть, не совсем все. Так, некоторые моменты.

Если тебе хочется сделать это, значит, что ты подвергаешь сомнению сам себя. Свой выбор. А может и свое существование. Как тебе?

Когда происходит «та самая» ситуация, тебя накрывает паника. Ты не знаешь, в какую сторону податься, как поступить, что выбрать. Или кого. Но с течением времени, после того, как выбор все же был сделан, ты можешь взглянуть на произошедшее. И четко увидеть границы этого выбора. Как две-три-четыре разные дороги, разные ветки развития. Ты пошел по одной из них. Остальные теперь для тебя закрыты.

Конечно, размышлять, как было бы там – интересно. Но бессмысленно. Ведь ты уже принял решение.

Когда–то я жалела о некоторых своих поступках. Но о большинстве моментов своего выбора я вспоминала с благодарностью. Что я сделала именно так, а не иначе.

Есть такое выражение: «все, что ни делается, все к лучшему». Оно не единственно верное, но имеет смысл. Когда ты почувствуешь, что воспринимаешь свой выбор как правильный, объективный, не смотря на все тяготы и лишения, последовавшие за ним или сопутствующие ему, это будет означать лишь одно: ты растешь. И учишься воспринимать свои поступки.

Это твой путь. Так пройди же его с уважением к самому себе, в гармонии с самим собой.

Воспоминания – прогулка по кладбищу несбывшихся надежд. (И.П. Шарапов).

За эти полтора месяца Доран прочно вошел в мою жизнь. На данном этапе существования я неимоверно нуждалась в подобном собеседнике.

Доран работает в центре реабилитации психически больных пациентов. Он наблюдает за тремя шизофрениками с разной степенью прогрессирования заболевания. Обсуждение работы Дорана между нами происходит редко. Он не любит рассказывать. Но иногда мне все же удается что-то вытянуть.

Чаще всего мы обсуждаем сферы близкие мне: книги, философия, музыка, иногда кино.

– Как ты относишься к классике? – спросила я у него однажды.

– Сказать честно? Я совершенно ничего не смыслю в этом.

С тех самых пор в нашем духовном союзе имели место вечера классической музыки, во время которых я знакомила двадцатичетырехлетнего врача с Бетховеном и Григом, с Рахманиновым и Сен–Сансом, с Бахом и Дебюсси. Со всеми, кому я приписываю статус гения.

– Знаешь, Нэнси, теперь я понял, почему ты одинока.

Доран сидит за столом, наблюдая, как я, стоя за плитой, помешиваю макароны в кастрюле.

– Потому что я совсем не умею готовить? Мог бы не напоминать мне об этом сейчас, когда я выворачиваюсь наизнанку, чтобы накормить тебя хоть чем-то приемлемым.

– Не совсем, Нэнси. Я понял, что ты слишком сложная и многогранная личность. Это, однозначно, превосходно и полезно для современного деградирующего общества. Но ум женщины отталкивает мужчин. Не всякий мужчина может находиться рядом с той, что превосходит его интеллектуально, разностороннее мыслящей, переходящей грани узкого познания обычных простых людей. Ты не задумывалась над этим, Нэнси?

Конечно. Я думала об этом.

Кастрюля с кипящей водой слетает с плиты и падает мне в ноги, отплевываясь кипятком и сварившимися разбухшими макаронами.

Я словно где–то далеко. Смотрю, как кипяток разливается на мои меховые тапочки, которые мигом впитывают его. Вода просачивается и жжет мою кожу.

Доран что-то кричит. Он, хватая полотенце, откидывает кастрюлю в сторону. Поднимая меня на руки, скидывает промокшие насквозь тапочки с моих облитых кипятком ног.

Доран несет меня в комнату для осмотра.

Он что–то говорит.

Он задает вопросы.

Мне безразлично.

Мне все равно.

На тапочки.

На макароны.

На него.

На мою никчемную, лишенную смысла жизнь.

Доран ударяет меня по щеке. Еще раз. И еще.

Он подсовывает что-то резко пахнущее мне под нос, заставляя судорожно вздохнуть и закашляться.

Я смотрю в его испуганные зеленые глаза.

И слезы текут по моим щекам.

Что вы знаете о том, как сумасшедший любит разум, как лихорадящий любит лед! (Ф. Ницше).

Ты стоишь посреди торгового центра. Люди, снующие вокруг, не обращают на тебя внимания. Представь, только что тебя здесь не было. И вот ты появилась.

Изменился ли от этого мир?

Едва ли.

Никому нет никакого дела, здесь ты или там, движение будет продолжаться и без твоего безмолвного присутствия.