Петр Альшевский - «Дожить до смысла жить»

Казаев. На фрукты хватит.

Чобрина. Она серьезно у тебя спрашивает!

Казаев. За подобный тон, наша многоуважаемая Анна Даниловна, я схожу к холодильнику и грушей вам пасть заткну. Вставные зубы она вам выломает, но дело поправимое. В Иордании походите без зубов, а когда вернемся, к доктору Меликяну запишитесь. Говорят, романы с пациентками он заводит. Вас он постарше, но мужчине и полагается старше быть. С армянским зубным врачом вы бы что-нибудь бурное и короткое закрутили?

Марина. Думаю, на маму он бы польстился. Она же твоя теща. При такой любовнице на него бы никто не наехал.

Казаев. Я обыкновенный участковый. Зубных врачей и без меня найдется кому крышевать. Полезу, и от большого начальства мне немедленная аудиенция с громкими разъяснениями моего скромного положения. Меликян, в принципе, интересен… он вдовец. У него отличная квартира. Новую хозяйку она ждет.

Марина. Маму за него выдать задумал?

Казаев. Я бы ее и раньше отселил, но одна она жить не желает… а если с Меликяном? С ним я, пожалуй, решу, заготовлено у меня, чем Меликяна прижать… провести последние годы не с нами, а со своим мужчиной вы, Анна Даниловна, теоретически не возражаете? Чобрина. Я грушу на терке натру. Очень груши хочется.

Казаев. Про Меликяна был разговор.

Чобрина. Я его не привлеку… мне неизвестно, как он выглядит!

Марина. Ты же год назад зубы у него делала.

Чобрина. Я в шоке вышла, и все стерлось… полтора часа в кресле – ум за разум зашел у меня сидеть. А до того он моими зубами занимался?

Марина. Меликян вместо Геворкяна работает. Раньше мы к Геворкяну ходили.

Чобрина. Невысокий с носом типа моркови. Геворкян у меня отложился. Чего он уволился?

Казаев. В Нижний Новгород свалил. Клиентура и объемом, и доходами повыгодней нашей.

Чобрина. Ехал бы в Москву, а то Нижний Новгород, нижний камень… нижний этаж… деньги сейчас в Москве. Ты говорил про вашего ментовского парнишку, что в столицу подался. Устроился он там?

Казаев. Всем доволен. Станцию метро «Китай-город» целыми днями вытаптывает. От одного выхода до другого впятером они по перрону перемещаются. Дружной пятеркой.

Марина. Впятером для безопасности? Чтобы не напали на них?

Казаев. Сказано – впятером, и они впятером. Я, Анна Даниловна, к Меликяну желаю вернуться. Может, случайно на улице вы столкнетесь? Не в его кабинете о чувствах же заговаривать. Сильных чувств к Ашоту Хореновичу Меликяну вам, Анна Даниловна, не избежать! Полюбите друг друга и от нас под наши поздравления съедете… любовь в общем глобальном поэтическом смысле в вас еще жива? Не в трупном состоянии?

Чобрина. Я внучку люблю.

Казаев. Любите внучку – и Меликяна полюбите.

Чобрина. Не думаю, что я его смогу…

Марина. А меня, мама, ты любишь? Женьку ты упомянула, а я, получается… в пролете касательно твоей любви?

Чобрина. Своих дочерей и наркоманки любят.

Казаев. Не показывают, но любовь в них, как влитая.

Чобрина. Она же материнская! В Иордании на пляж пойдем и на соседние лежаки завалимся. Позагораем, потреплемся… для Женьки детский гель от загара купить вы додумались?

Марина. Успеется.

Чобрина. А у бабушки уже есть! Мне-то сгореть какой вред, а она ребенок, у нее все только формируется. Другая бабушка отдельный номер себе бы потребовала, а я с Женькой жить согласилась. Ничуть себя не насилуя. Мне удовольствие с моей маленькой внучкой пожить.

Казаев. С большой, конечно, не то. Поддатой придет и во сне мужские имена выкрикивать будет. Или в подушку рыдать, если не заснет. Вы подойдете, чтобы ее успокоить, а она вас пошлет, вали, бабушка, скажет… о вашей любви к нашей Женечке мы через десять лет поговорим, когда ей шестнадцать стукнет и она насмерть переругается с родителями, а бабушку просто игнорировать станет. Сейчас вы частенько ей что-то советуете.

Чобрина. И она прислушивается.

Казаев. А в шестнадцать усмехнется, засунет в мини-юбку пачку сигарет и, покачивая бедрами, уйдет в ночь.

Марина. Ты чистую шлюху нарисовал.

Казаев. Не забывай, я с тобой, шестнадцатилетней, познакомился. И мини-юбка была, и сигарета в губах намалеванных. Вас, Анна Даниловна, я шестнадцатилетней не видел. Юбки, наверно, коротенькие носили.

Чобрина. Выше колен никогда.

Казаев. А с курением что?

Чобрина. За всю жизнь ни одной затяжки!

Казаев. И водку в подворотне, разумеется…

Чобрина. Водку я впервые на похоронах мужа попробовала. С невыносимой душевной тяжести из рюмки чуть-чуть отпила!