Саша Тагул - Химия любви

А если говорить о Сашке Сполохе, о Поле… Да что там говорить – думать надо…

А он мне все рассказывал. Почти все…

Ну, во-первых, он рассказывал. Во-вторых, отдал мне письма. А в-третьих… Но об этом – потом, когда команда в сборе будет.

Док: – Ты знаешь, Миха, прошло много времени, но я злюсь на него. Причина простая: раньше я жил спокойной, размеренной жизнью, а теперь – нет. Душа болит. Из-за него. Смуту посеял – хотя раньше не сеял, мы жили, дружили. Душа в душу. Черт бы его побрал!..

Но сегодня, пожалуй, я все скажу и расскажу про него – вы же не все знаете! – для собственного успокоения, прежде всего. Он сам это позволил. Да и Карина тоже. Мне кажется, она до сих пор ничего не поняла – глупая тетерка… А кто умный?..

Миха: – Ты знаешь, когда все закончилось, у меня оказались их письма. И их признания – наверное, они мне доверяли и верили. Наверное, им становилось легче, когда они выговаривались. Наверное, и мне станет легче, когда расскажу о том, о чем они мне рассказали. Наверное… Во всяком случае Царь так же думает. Он тоже мучается. И за рюмкой чая спрашивает меня (а может, себя):

– А это действительно нужно человеку? Может, лучше стать машиной, наплевать на чувства и быть спокойным, как слон, – до конца жизни?..

И сам же сам себе отвечал (только опускал при этом голову): «А тогда зачем жить?»

Я молчал.

Док: – А я часто хожу мимо Санькиного дома, по парку, где он ранними утрами ходил, думал, плакал… Признаюсь, я ему завидую. Но я не уверен, что поступил бы так же, свались на меня то, что свалилось на него.

Миха: – А вот и Царь.

Миха и Док привстали со своих мест, встречая Царя, по очереди пожали ему руку.

Настроение вмиг сменилось: теперь вся компания в сборе, они рады видеть друг друга, смотреть друг на друга. Это друзья, и этим все сказано.

Док: – А у нас уже давно налито. Киснет.

Царь: – Понеслись!..

Миха: – За встречу!

Друзья выпили, закусили и надолго замолчали.

Это так не просто написать первое слово в исповеди. Хотя – почему написать? Сказать. Выговорить сначала про себя, а потом произнести исповеднику. Но, конечно, главное – про себя. Себе. Это – честно. А без честности… без честности – ничего. …Хотя – было: сама себя обманывала.

Я увидела его зимой, в начале года, он сам зачем-то пришел… Нет, не так. Был звонок от Лиды Золотаревой, она предупредила о визите. И они пришли. Двое мужчин.

Нормальные, интеллигентные люди. Говорят красиво, правильная речь, без слов-паразитов («как бы, типа того, чисто конкретно… Как будто можно сказать: «Грязно конкретно»), умно. Он говорил сначала много, а потом много молчал. Смотрел на меня. Потом он мне скажет (и много раз напишет), что ощущал, почувствовал теплоту, мою теплоту. Про себя – не знаю, но от него-то – да, шла теплота и мощная, скрытая энергия. Я это почувствовала во второй момент… А что такое первый момент? Первый момент – первый взгляд, наверное?.. Ну, да Бог с ним, с этим моментом.

…Хотя – нет. Я не права. Где-то я читала, что первый взгляд – до трех минут – решает все.

Я не хотела с ними расставаться, пригласила на концерт в музыкальную школу. Они отказались. Потом он говорил о том, что не хотел чего-то спугнуть, что-то испортить. Сейчас я понимаю, знаю: речь о любви.

Мне хотелось продолжить общение, но они куда-то зачем-то торопились.

Сначала я часто вспоминала этих людей, а потом забыла (почти забыла) об этой встрече.

Потом я забеременела от Володечки. До сих пор не понимаю, почему он на мне не женился… У меня был выкидыш. Мне кажется, если б этого не случилось, я б родила и воспитала, вырастила ребенка. А куда деваться: мне пошел четвертый десяток. Но – не случилось.

Потом началось лето. Звонок на вахту: «Если будет Карина Николавна, пусть ждет. Мы перезвоним. Через 47 минут».

Кто мы? Откуда? Зачем?..

Это был он.

Он позвонил через 48 минут.

Сказал:

– Я из гостиницы – помните, был у вас зимой? Только что заселился. Давайте встретимся – нужна ваша помощь. Поэтому буду вас соблазнять…

И после мгновенной паузы добавил:

– Соблазнять помочь мне.

Я растерялась – почти не помнила. Этот бесхитростно-хитрый ход… Меня заинтриговали, сбили с толку последние слова. Конечно, дерзкие, но… Почему-то были приятна эта дерзость. И слова были заманчивы. «Нахал какой-то», – подумала я и сказала: