Людмила Разумовская - Французские страсти на подмосковной даче

Сергей Иванович– 48 лет

Зоя Викторовна, его жена – 49 лет

Лидия Николаевна (Лиля)– 46 лет

Лара, ее дочь – 25 лет

Леонид Борисович, муж Лили – 55 лет

Жан– 28 лет

Подмосковье. Новый загородный дом в красивом месте у водоема.

Середина лета. Утро. Солнце. Тепло. Птицы поют.

На веранде пьют чай и разговаривают.

Лиля. Всю жизнь я мечтала именно о таком доме… Большие окна, светлые комнаты, деревянная лестница на второй этаж… Веранда с роскошным видом… где по вечерам пьют чай и разговаривают, а не играют в компьютер… Увы, человеческая эпоха закончилась в девятнадцатом веке, потом началась античеловеческая – это наша, а грядет – страшно сказать какая… Американская поп-культура окончательно завоюет подмостки и экраны, сексуальные меньшинства уловят в свои сети большинство несознательных граждан из так называемых развитых и не очень стран, и простая человеческая семья в виде мужчины и женщины будет восприниматься как анахронизм… типа древних фаллических культов и наскальной живописи…

Лара. Мамочка, не переноси свой печальный сексуальный опыт на развитие всемирной истории. Она пойдет другим путем.

Лиля (не обращая внимания на дочь) . Все дело в том, что актер – это сугубо женственная профессия. Не говоря уже об актрисе… Независимо от ее внешних данных… Ибо суть актерства – в отдавании себя. Роли ли…

Лара. Режиссеру ли…

Лиля. Актер – всегда жаждет отдаться, режиссер – овладеть…

Лара. А если режиссер явно уклоняется в сторону сексуальных меньшинств?

Лиля. Тогда налицо видимый всем невооруженным глазом – кризис театра.

Лара (смеется) . Тебе налить еще?

Лиля. Благодарю… По некоторым, разумеется, непроверенным, демографическим прогнозам, население России, к примеру, через пятьдесят лет сократится в два раза. Одновременно с этим лица китайской национальности, а также корейской, включая государство Гонконг, размножающиеся в геометрической прогрессии, хлынут на Запад, на гигантские неосвоенные территории Восточной Сибири, перенесутся за Урал и денационализируют бывшую великую русскую реку Волгу… в которой вновь заплещутся и заиграют белые белуги и полосатые караси…

Лара. Мамочка, ты сегодня явно в роли Кассандры.

Лиля. Разумеется, можно сказать, что все это уже было… было… Но согласитесь, переживать упадок Рима, не освоив его расцвет, – грустно… грустно и печально. Мы и не заметили, как наступило новое, цивилизованное варварство, где венец создания – человек оказался погребен под культурным слоем усовершенствованных памперсов, прокладок и презервативов… Варварство еще более горделивое, ибо уже вбивает, как ему кажется, последние кирпичи в Вавилонскую башню собственной самодостаточности…

Лара. Мамочка, отчего ты опять в апокалиптическом миноре? Ты же в очередной раз замужем.

Лиля. Тебе этого не понять, дитя мое. У меня была трудная жизнь.

Лара. Я знаю. В молодости ты жила в день на пять копеек. За три копейки ты покупала булочку, а за две – два стакана газированной воды без сиропа.

Лиля. И увидел Хам наготу отца своего Ноя, рассказал братьям своим и смеялся…

Лара. С каких это пор, мамочка, ты у нас стала библейским праведником? Сергей Иванович, скажите маме, она ко мне несправедлива.

Лиля. Справедливости вообще нет. Есть только любовь. И не любовь.

Лара. Стало быть, ты меня не любишь.

Лиля. Всю жизнь меня любили мужчины, которым я покупала пиджаки и галстуки, дома и квартиры. Собака нашей нежной и столь продолжительной дружбы с Сергей Ивановичем зарыта в его исключительном бескорыстии, хотя он в течение уже десяти лет то и дело напоминает, что он мне должен.

Лара. Сергей Иванович, когда вы вернете мааме тысячу долларов, она стесняется вас спросить.

Лиля. Пустяки. Конечно, такого дома у меня уже не будет никогда в жизни, но, в конце концов…

Лара. Не в доме счастье.

Лиля. Я этого не сказала.

Лара. Если бы я так мечтала заполучить этот дом, я бы развела Сергея Ивановича с женой, развелась бы сама и переписала строение на себя. Но мы, видите ли, сдуру обвенчались и теперь делаем вид, что понесем свой крест до конца…