Илья Бушмин - Убойная линия. Крутые меры

Мельник еще не был в курсе, что у меня на руках чистуха, подписанная Суриком собственноручно.

– Сто рублей, – отозвался я. – Как раз на чекушку водки в той дыре, где мы его взяли.

Мельник покачал головой.

– На бабе двенадцать ножевых. Из-за ста рублей. Из-за гребанных ста рублей.

– Из принципа он, Дим. Не из-за денег.

– Чего он тебе там наплел? – Мельник подозрительно уставился на меня, но, не получив ответа, тут же обо всем забыл. – Зато палку срубили. Мокруха, да еще по горячим следам. Шеф такое любит. Теперь недели две можно вообще не напрягаться.

Мельник во всем находил хорошую сторону. Я тоже пытался, честно. Но не всегда выходило. Раскрытие – это, конечно, хорошо, но… Знаете, когда тебе 20 лет, когда ты после армии решаешь пойти в правоохранительные органы, чтобы искать преступников, раскрывать убийства и все такое прочее – тогда ты даже не подозреваешь, что 90% того, с чем ты будешь иметь дело – это бытовуха. Пьяные поножовщины. Семейные скандалы, закончившиеся ударом ножом, черепно-мозговой травмой, броском из окна и так далее. Я не вру, около 90%. Есть у нас, конечно, и настоящие преступления, а не только «жена пилила мужа, схватила скалку и проломила ему голову» или «муж пил, жена была недовольна, мужу это надоело и он перерезал ей горло». И когда ты сталкиваешься с чем-то серьезным, вроде заказного убийства, то понимаешь – вот оно. Ты вспоминаешь, ради чего вообще когда-то пошел на эту работу. Тебе – интересно! Ты вспоминаешь, что мы же тут вроде как сыщики, а не только эдакие санитары-уборщики, обреченные на бесконечную, безостановочную, пугающую в своей масштабности картину резни нашими дорогими согражданами ближнего своего. Но ситуация здесь в том, что действительно интересные, крутые дела нам доставались нечасто. Мы с Мельником – только одна из групп в убойном отделе. Мы не ходим у Варецкого в любимчиках, поэтому все «вкусные» дела забирают себе более приближенные к «телу» команды, либо же другие отделы. Например, отдел по особо важным, который подчиняется непосредственно начальнику городского УВД.

В общем, не верьте сериалам. Убойный отдел – это вам не романтика, секреты, роковые женщины, сложные расследования и погони наперевес с пистолетом. Убойный отдел – это когда ты в 24.00 торчишь в управлении, выслушивая сначала протрезвевшего уголовника, пустившего кишки своей матрене.

Потом мы наконец отправились по домам. Я – как всегда – был на машине, поэтому – тоже как всегда – предложил Мельнику его подбросить.

– Меня к Светке.

– А не поздно?

– Обещал ей Пашку проведать.

– Ему восемнадцать? – вспомнил я. – Взрослый уже. А ты с ним, выходит, все нянчишься?

Мельник протяжно вздохнул.

– Макс, ну так сын все-таки. Я не стану заезжать к нему, он ко мне тоже не будет. Для него же «отец» пустое слово. И что тогда? Чем все кончится? Тем, что он меня на улице не узнает, если увидит? – Мельник отмахнулся. – Я должен делать какие-то усилия. В надежде что когда-нибудь он мне, ну, не знаю, старость скрасит. Телевизор купит. Продукты там, когда я совсем старый буду. Или стакан воды хотя бы поднесет перед смертью, понимаешь?

– Пить, говорят, тогда на самом деле не особо-то и хочется.

Мельник был разведен. Как и многие из наших. Ненормированный рабочий день, постоянные сверхурочные, вечные суточные дежурства, а еще стрессы, алкоголь и прочее, прочее, прочее. За годы работы в ментуре я навидался и наслушался много жизненных драм, когда семьи разрушаются из-за проклятой работы…

…Но у меня – тфу-тьфу, чтоб не сглазить – все было совершенно иначе.

Таня вышла, когда я сидел на тумбочке прихожей и тихонько стаскивал с себя ботинки.

– С ума сойти, – она улыбалась. – Я думала, только под утро нарисуешься.

– Клиент попался сговорчивый.

– Я тебя умоляю, только без подробностей! Мне того случая хватило, когда Дашка в школе про жмура рассказывала.

– Хватит уже! – прорезался из детской голос. Топот, и в прихожей возникает это 11-летнее чудо. Длинные всклокоченные волосы и странная угловатая фигура еще не подростка, но уже и не ребенка вовсе. – Один раз было, а вы все ржёте!

– Это еще что за «ржёте»?

– Пап, привет. А я сегодня то стихотворение рассказала лучше всех. Некоторые вообще не выучили. А меня похвалили.

– Класс, – заверил я. – Пятерку хоть поставили?

– Ну я вообще не спрашивала. Но похвалили.

Прям как у нас. Устная благодарность от руководства пусть будет вам наградой. Под эти оптимистичные мысли я отправился на кухню разогревать остывший, но все-таки ужин. Когда я ковырялся в тарелке, из детской донеслось нервное: