Илья Бушмин - Убойная линия. Крутые меры

– Олег, ты хочешь что-нибудь? Пить, может? Я могу принести. Воды?

Макаров недоверчиво кивнул. Клюкин шустро занес в комнату бутылку минералки. Но как только Макаров попытался сделать первый глоток, злой полицейский Горшков выбил бутылку из его рук и завопил:

– А ну, колись на сознанку, падла!

Так продолжалось больше часа. Пару раз опера выходили покурить, чтобы дать клиенту созреть После очередного перекура Клюкин с новыми силами принялся капать задержанному на нервы:

– Он там кровью истек. Ты ж ему ружьем полгруди разворотил. Понимаешь вообще, какие это мучения? За что, Олег? За что человеку такая смерть? Что же он тебе такого ужасного сделал?

– Да не убивал я его, – Макаров почти плакал, его трясло от нервного напряжения. – Не убивал. Никого не убивал.

Горшков вперил в него палец:

– Вот почему ты так перепугался, когда нас увидел? Потому что совесть чиста? Ты кому горбатого лепишь?

– Это… Это из-за пластика…

– Что? – перст указующий вяло опустился. – Какого, нафиг, пластика?

– У меня на балконе. Я думал, вы из-за него…

– Сайдинг? – Клюкин и Горшков переглянулись. – При чем здесь он?

Макаров всхлипнул и признался:

– Я его… украл. Из машины. Около рынка. Продать хотел. Мужикам на даче. А когда вы… Я испугался. Я никого не убивал.

– Максим Викторович, вы за Маринкой-то присматривайте, а… Она ж красивая, сука. За ней мужики так и вьются, за стервой…

Удивительный человек. Над ним меч завис, а он все о Маринке. Любви покорны не только все возраста, но и все слои населения. Даже полумаргинальные стукачи.

– Присмотрю, – заверил я, пододвигая ему пепельницу и сигареты. Мы сидели в темной допросной изолятора временного содержания, куда Паяльника перевели после ареста. – Сейчас есть дела поважнее, чувак. Расскажи мне про Генку Фролова.

– Че рассказывать-то?

– Паяльник, Фролов этот твой – ниточка к обеим мокрухам. И к собственной, и ко второй. Как-то ведь на него вышли те люди, которые его хотели на дело подписать. Вот я и пытаюсь понять, как. С кем он тусовался?

Паяльник задумался.

– Как все. То с одними, то с другими.

– Твою мать, а поподробнее можно?

Паяльник снова задумался.

– Я его частенько с Кастетом видел.

– Он носил кастет?

– Не, не. Кастет – погоняло. Это чел с нашего района. Гопник обычный, че. Зовут его Игнат вроде. А фамилия – хэ зэ.

Так и запишем, подумал я. И записал.

– Проверю. Что еще? Чем вообще Фролов занимался? Он работал где-нибудь? Или дела какие-нибудь мутил? Хоть что-то вспомни.

Паяльник вздохнул.

– Ну… Вроде, в одном пивном магазине подрабатывал одно время. На Просторной.

Для человека, к которому Фролов прибежал в трудную для себя минуту, Паяльник возмутительно мало знал. И это мне нисколько не помогало. Но хоть что-то – лучше, чем вообще ничего. Как минимум две наводки у меня уже были.

Пока я терзал расспросами своего невезучего информатора, Мельник – тот тоже чувствовал себя крайне невезучим и точил на меня зуб за то, что я повесил на себя и на него эту историю с убийством Гомонова – пытал счастья в другом месте. Он отправился поговорить с вдовой. В шикарной квартире убитого Мельник чувствовал себя неуютно, а потому постоянно ерзал и покашливал. Гомонова же то и дело отвлекалась на бесконечные телефонные звонки. Вот и сейчас она тихо говорила в трубку:

– Я пока не знаю, когда похороны. Мне тело не отдали. Вскрытие нужно делать, сами понимаете, и… Да. Как узнаю, я сообщу детали. И спасибо еще раз. – отложив телефон в сторону, Гомонова извиняюще улыбнулась: – Постоянные звонки. Приходится заниматься похоронами. А мне даже не могут выдать тело моего мужа.

– Кхм. Понимаю. Так что насчет бизнеса, Мария Сергеевна? Были у вашего мужа проблемы?

Вдове было чуть за 30. Породистая и чертовски красивая. Стройная, с высокой грудью. По этому поводу Мельник, как ценитель женской красоты, чувствовал себя еще более неуютно.

– Нет проблем только у того, кто ничего не делает, сами понимаете. Но ничего серьезного у Артема не случалось, я бы знала. Так, обычные рабочие вопросы.

– Кхм. А он, простите, кхм, вам все рассказывал?

– Мы пять лет в браке. А вы как думаете?

Пять лет. Когда она выскочила за Гомонова ей было 25. Мельник попытался представить ее еще более молодой и красивой. Смутился, поерзал, покашлял.

– Всякое, кхм, бывает. Знаете, кхм, нам нужно составить круг друзей и знакомых вашего, кхм, мужа. Чтобы было от чего отталкиваться в работе. Вы же сможете их назвать?