Дмитрий Боррони - Мой город 5. Инвалид

–Есть мама. – неуверенно сказала Марья, но я не думаю, чтобы она приехала.

Доктор Бедов поинтересовался:

–Ее что, нет в городе?

На что Марья ответила:

–Просто я для нее умерла.

–Понимаю. – затем доктор Бедов спросил. – И все-таки, как можно с ней связаться?

Марья назвала номер телефона, а затем сказала:

–Я не думаю, чтобы она приехала.

–Что ж, – задумался доктор Бедов, сказав. – может она не приедет ради Вас, но ради внучки своей дочери она должна приехать. – затем он уточнил. – Ведь Олеся Анастасиевна Ваша сестра, ни так ли?

–Так. – ответила Марья Анастасиевна. – Она моя сестра.

–Вот видите, – сказал доктор Бедов. – У нее есть причина приехать.

–Да. – тихо ответила Марья, словно чего-то ожидая. Чего-то плохого, ужасного. Она тяжело вздохнула, добавила. – Причина есть.

Илларион Романович вышел из палаты оставив Марью Анастасиевну одну. О чем же она сейчас думает? Сейчас мы об этом узнаем.

Итак, лежа на больничной койке Марья Анастасиевна задумалась. Она стала размышлять о том, что будет когда она увидит свою мать? Что она сделает? Как воспримет то, что ее дочь уже никогда не сможет ходить, и ко всему прочему еще в положении. Она никогда не любила ее. Для нее, Марья была одной большой занозой. Как-то раз во время очередной ссоры она сказала: я проклинаю тот день, когда я родила такую скотину! Я вырастила не человека, я вырастила монстра. Прочие проклятия я опущу, так как вряд ли их кто-либо захочет читать. Ведь они и так понятны. Так что при одной только мысли об этой встречи, Марья не знала, сколько грязи и обвинений выльется на ее голову, когда ее мать увидит ее в таком состоянии. Этого она даже представить себе не могла.

Дело в том, что мать Марьи Анастасиевны Мщэртц, была женщина строгих правил. Воспитанная своей матерью, она стала привередницей партии. Слепа исполняла ее поручения, и вскоре на одном съезде ВЛКПСС она была избрана в ЦК КПСС, и проработала там всю свою жизнь. Сейчас, когда Коммунизм пал, и страну раздирали на сотни маленьких кусков. Когда все отреклись от коммунизма, и организовали свои партии, которые боролись в свою очередь за власть. Клавдия Ивановна Мщэртц в девичестве «Тупиковая». Была женщина хорошая. Заботилась обо всех и ни о ком. Как все политики того, да и, впрочем, нынешнего времени, она заботилась только о своей семье. Родив Олесю, она возлагала на нее надежды. Думала, что она продолжит дело партии и дедушки Ленина. Итак бы оно и случилось, если бы не девятнадцатое августа одна тысяча девятьсот девяносто первого года. День падение коммунизма. Для Клавдии Ивановны это был шок. Она не могла поверить, что все за что она боролась было перечеркнуто одной подписью. Подписью первого генсека ЦК КПСС, М. С. Горбачева. Она посчитала что он предал партию, и больше никогда не общалась с ним. Что касается Марьи Анастасиевны, то с детства этот ребенок был для Клавдии Ивановны ее позором. Дело в том, что Мария как это иногда бывает, была зачата непорочным способом. Вряд ли можно было сказать, кто настоящий отец Марьи? Этого даже не знала сама ее мать. Когда она перешла в седьмой класс, подул ветер перемен. КПСС уже теряла свою хватку. На сцене появились челноки. Кто не знает, кто такие челноки? Я скажу: челноки – это люди перепродающие вещи, то есть спекулянты. За ними пришли и бандиты. Началось деление Москвы. Как сейчас мы вспоминаем: кровавые девяностые. Молодежь устала что им навязывали свою волю. Они хотели свободы. А свобода вскружила им голову. Их называли «неформалами». Их боялись. Их обходили стараний. Вот в такую группу и попала Марья Анастасиевна Мщэртц. Результат этой группы не заставил себя долго ждать. Это свидетельствовало и было закреплено окончательно. Ног нет, инвалидная коляска есть. Конец беззаботной жизни. До здравствует унылое прозябание возле окна в своей квартире.

Клавдия Ивановна Мщэртц не заставила себя долго ждать. Узнав о случившемся, она тотчас же примчалась на своем личным авто, которое осталось у нее с тех самых пор, как она работала в ЦК КПСС, с личным водителем в придачу. Она как ошалевшая влетела в больницу, и не ждя лифта влетела по лестнице на этаж, где была хирургия, и затем в кабинет доктора Бедова, спросила:

–Где Олеся. Где моя дочь я Вас спрашиваю?

После того как она бегом влетела в кабинет, у нее как это бывает со всеми людьми была сильная отдышка. Так что Илларион Романович не понял, что спросила у него влетевшая неоткуда к нему в кабинет женщина. Видя в каком, она состоянии, доктор Бедов встав изо стола подошел к женщине, и предложил сесть. Та села, а он потрогал запястий женщины, и почувствовал, что ее пульс очищено бился. Да это и без пульса было понятно. Было видно и так, что женщина была вся на нервах. Он дал женщине успокоительное, и спросил: