Леонид Алексеев - Вирсавия

БОВА. Кто?

ПАВЕЛ. Юра.

ДЕРГОБУЗОВ. Сбежал, собака. Пусть попрячется, так даже интереснее.

МУДИВА. У вас проблем? У э ма туаль?

ПЁТР. «Где моя картина?» – спрашивает.

ПАВЕЛ. Сейчас-сейчас! Найдём! Когда приснопоминаемый Юрий Лукич принёс мне Жеро и заказал копию, я тщательно изучил картину и навёл справки – поговорил с коллегами, посмотрел в каталогах.

БОВА. Сейчас не лучшее время набивать себе цену. Что дальше? Что вы узнали?

ПАВЕЛ. Это была тоже копия.

БОВА. Как-то мне от этого легче не становится. Павел Сергеевич, ответьте же наконец, где оригинал!

ПАВЕЛ. Оригинал Филин тайно вывез в Конго. Скорее всего, дипломатической почтой. Во время переворота полотно сгорело во французском посольстве.

КАРИНА. Зачем же он копию застраховал на… Неприлично даже говорить вслух.

ПАВЕЛ. Вот, и мне стало интересно, в чём же ценность картины.

БОВА. Нет, слушайте, нагревательные электроприборы раньше экономили уйму времени. В чём, в чём ценность?!

ПАВЕЛ. Для вас, Бова-из-Ростова, ни в чём. А вот для госпожи Мадаки́-Фили́н – это огромный, просто гигантский кусок пирога.

ДЕРГОБУЗОВ. Этот сопляк издевается! Теперь пошли кулинарные метафоры.

ПАВЕЛ. На картину нанесены мельчайшие штрихи – тайный код. Видимо, зашифрованная информация об активах Филина в России. Я не ошибся, мадам Филин?

МУДИВА. Да, не ошибся.

ПЁТР. Да, не ошибся.

КАРИНА. Пётр!

ПАВЕЛ. У алмазных промышленников, разумеется, кубышек предостаточно по всему миру наделано. Но стоит набрать в Яндексе фамилию «Мадаки», как выяснится, что самые вожделенные из них, как то в США, и большинство счетов в Европе, либо национализированы, либо заморожены. Так что Филинская, по-простому говоря, заначка Любе жизненно необходима. Так, Люба?

МУДИВА. Ещё дедушка предупреждать, не связывайся с русский. Что вы предлагать?

ПЁТР. О, неплохой русский.

МУДИВА. Спасибо!

ДЕРГОБУЗОВ. Мадам, у меня есть деловое предложение.

МУДИВА. Ва донке, вьей ом авид!

ПЁТР. Э… Подите прочь, алчный старикашка!

ДЕРГОБУЗОВ. Эй, ты, полегче! Переводчик!

ПЁТР. Божественный язык!

ПАВЕЛ. На ваши копии я код, разумеется, не перенёс, Иван Глебыч. Вам ничего не светит.

ДЕРГАБУЗОВ. Да я не об этом вовсе…

БОВА. Ладно, Глебыч, тебя послали, вот и пойдём подышим.

КАРИНА. Только сейчас поняла, как мне было душно всё это время.

МУДИВА. (Петру.) Гарсон, Пьер, проводить меня, жё ву при.

1993 год. Дом Эдуарда Викторовича. Гостиная.

Эдуард Викторович, Карина, Люся Гедич, Павел.

РУНЕЦ. Замуж не для любви выходят, Кариночка.

КАРИНА. А для чего же?

РУНЕЦ. Для жизни.

КАРИНА. Что ж за жизнь без любви?

РУНЕЦ. Ой, только не начинай, прошу. Любовь – это мука, стремишься и не достигаешь, страдаешь и исцеляешься, жаждешь и не напиваешься, алчешь…

КАРИНА. Пап!

РУНЕЦ. Разве это жизнь? Жизнь – это развитие, рост, созидание фундамента для будущих поколений, не каждый же раз им с нуля начинать. И вообще любовь, как говорят французы…

КАРИНА. Пап, можно без этих пошлостей! Русские придумали, чтобы денег не платить… Сколько можно?!

В дверях появляется Люся Гедич.

ГЕДИЧ. Ой, извините, Эдуард Викторович, вы не один.

КАРИНА. Девочка, ты планетой не ошиблась?

РУНЕЦ. Да-да, Люсенька, подождите меня в кабинете.

КАРИНА. Ага, в прихожей, на коврике подожди.

ГЕДИЧ. (Строит Карине рожу.) Хорошо, Эдуард Викторович, я подожду.

Гедич уходит.

КАРИНА. А это что, пап? Кирпичик из фундамента?

РУНЕЦ. Карина, откуда такая грубость! Людмила, моя практикантка. Из архивного института. Изучает тонкости хранения картин в частных коллекциях.

КАРИНА. Научить гвозди в стену забивать одного дня – во! (Проводит ладонью над головой.)

РУНЕЦ. Со стороны любое дело кажется не сложнее таблицы умножения.

КАРИНА. Со стороны – эта Гадич каждый день тут ошивается, пока мама в больнице. Тебе, вообще, не стыдно, пап? Неизвестно ещё, что обследование покажет. А ты тут развёл… практику со студентками.

РУНЕЦ. Гедич, Карина, Люда Гедич. И за что стыдно? Семья семьёй, но у мамы своя жизнь, у меня своя.

КАРИНА. Какая это у мамы своя. У неё в жизни ничего нет, кроме тебя.

РУНЕЦ. Так это и есть – своя. Чья ж ещё?!

Входит Павел.

ПАВЕЛ. Здравствуйте, Эдуард Викторович! Привет, Карина, ты готова?

РУНЕЦ. Приветствую тебя, ведущий мою дочь… Куда вы нынче-то намылились?

ПАВЕЛ. В Центральный дом художника, там…

КАРИНА. А я, Паша, никуда не иду.