Леонид Подольский - Четырехугольник

И еще Эльмира рассказала, что и второй ее брат, Фахри, тоже умер, и она никогда его не видела, потому что почти сразу после войны наступил голод [35] В 1946–1947 годах в СССР имел место масштабный голод. Согласно данным М. Эллана (профессор экономики Амстердамского университета, изучавший экономику СССР и России, в том числе голод в СССР), в результате голода в этот период в СССР погибло до 1,5 миллиона человек, из них 16 тысяч крымских татар. В то же время согласно данным крымско-татарских активистов, изучавших этот вопрос, число жертв среди крымско-татарских спецпереселенцев достигало 76 тысяч. Согласно данным статистических органов Узбекистана, от голода и болезней в Узбекистане только за первые 6 месяцев пребывания в республике (вторая половина 1944 года) умерло более 16 тысяч крымских татар. и очень много людей умерло, а брат заболел дизентерией. И родители тоже голодали и с трудом выжили.

– Земля в Узбекистане исключительно плодородная, – пересказывала Эльмира отца, – здесь очень хорошо растет все. Как говорил Чехов: «воткнешь оглобли, а вырастет тарантас», но колхозников заставляли выращивать только хлопок, а за посадки пшеницы и кукурузы судили.

Эльмира родилась в колхозе на спецпоселении, всего в нескольких километрах от города, но переехать в Андижан их семье разрешили только в 1956 году, после ХХ съезда. Скорее всего, предполагала Эльмира, родители никогда бы не решились начать все сначала и родить ее, Эльмиру, а через пару лет и младшего брата, Наримана, они ведь были уже немолодые, если бы старшие братья остались в живых. Мама, правда, всегда мечтала о девочке и даже имя придумала заранее: Эльмира. Красивая. Поэтому, объяснила Эльмира, родители очень любят ее и балуют и ничего никогда не запрещают.

Леонид в ту ночь впервые узнал и задумался о ее семье, но ненадолго. Семья Эльмиры – это другой мир, закрытый, непонятный и таинственный, так никогда и не разгаданный им. Ни тогда, ни позже. Леонид не мог себе представить, что происходит за стенами ее дома. О чем она разговаривает с родителями? Чем они живут? Хранят ли обиду? Ненавидят ли эту власть? Как относятся к русским? К евреям? Или, как там, тебя по одной щеке, а ты подставляй другую. Но ведь они мусульмане. Нет, наверняка неверующие. Но все равно. «Зуб за зуб и око за око» – это он, скорее всего, не знал тогда, Библия находилась под строжайшим запретом. У них, у советских, имелись совсем другие молитвенники, другой «Отче наш».

В самом деле, когда миллионы людей отправляли в лагеря, ссылали, превращали их жизнь в ад – в настоящий советский ад – и вот, некоторые из них, те, кто выжили, что они думали? Чем жили? Все забывали, прощали? Молчали?! Неужели они после этого верили в коммунизм? В случайность всего, что с ними произошло? После того, как видели рядом тысячи изломанных судеб, тысячи убитых, замученных?

Он почти ничего не знал про ее родителей. Состоит ли ее отец в партии? Нет, насчет партии – это потом, а в первое время и мысли такой не могло быть. Леонид ничего не спрашивал у Эльмиры. И она не говорила. Только много лет спустя Леонид стал задавать себе эти вопросы. Вопросы без ответов.

Да, два разных мира. Две непохожих семьи. Как-то издалека он увидел ее маму. Она была в цветастом платье, как узбечка, и в косынке. Такое платье никогда не наденет русская женщина или еврейка.

А может, это всего лишь воображение, что непохожи? Мысли поздних, зрелых лет? А тогда – любовь! Он любил Эльмиру и ни о чем таком не хотел думать. Ни о своих, ни о ее родителях. Любовь неудержима и слепа! Она не только преодолевает преграды, часто она их даже не замечает.

У семьи Леонида была совсем другая история. Другая – и в чем-то похожая. Из всех родственников во время войны погиб только папин брат, дядя Леонида, которого он видел только на портрете: дядя Лёва бесследно пропал в окружении под Киевом. Зато всех родственников война разбросала по огромной стране – от Белоруссии (это уже после войны) до Урала и Ташкента, лишь очень немногим удалось вернуться назад в Украину. Их там не ждали, квартиры родственников отдали другим людям. Произошло ли это из-за антисемитизма, как иногда говорили дома, или из-за каких-то других обстоятельств, Леонид не знал. Но вот папа. Во время войны он служил начальником госпиталя на Урале. Демобилизовавшись, хотел вернуться в свой родной Киев, в институт, но места для него не нашлось. Как папа говорил, скорее всего, по пятому пункту [36] Пятый пункт в советском паспорте – национальность. . Папа устроился в Смоленске, там его и застало «дело врачей» [37] «Дело врачей» («дело врачей-вредителей; врачей-отравителей») – инспирированный МГБ СССР в 1952–1953 годах обвинительный процесс против ряда видных советских врачей, ученых-медиков, преимущественно еврейской национальности, носивший ярко выраженный антисемитский, истерический характер, сопровождавшийся чрезвычайно активной антиеврейской пропагандой. Прекращен после смерти Сталина. . Начались митинги и собрания, перераставшие в истерию, в погромные речи, темные пациенты едва не линчевали врачей-евреев, все громче звучали требования «Арестовать! Судить!», поползли слухи, будто готовят поезда для депортации на Дальний Восток «от гнева русского народа» (те самые поезда, из вагонов для скота), а у папы – конкурс. Он не стал рисковать. И покатилась арба – Леонид был еще слишком мал и плохо понимал обстановку, – и докатилась арба до Узбекистана. Все успокоилось, только когда умер Сталин. Несколько лет после Смоленска папа проработал на Северном Кавказе, но там не сложилось, а в Андижане – кафедра…