Жан Расин: Трагедии

Всем ныне ведомо, как действовала тонко
Супруга Гектора, спасая жизнь ребенка:
Ей удалось, введя подменой нас в обман [24],
Его ровесника отдать в ахейский стан.
Для мести Гектору у греков есть причина,
А ненависть к отцу ложится и на сына:
На Гекторе их кровь — им кровь его нужна,
Боюсь, нас снова ждет ужасная война.
Она придет в Эпир...

Но ведь Эпир — не Троя.
Пусть увеличат рать свою они хоть втрое,
Чтоб одолеть меня, — не побоюсь угроз:
Они забыли, кто победу им принес.
Известно — Греция за подвиги Ахилла
Неблагодарностью не раз ему платила [25];
Теперь цари хотят так поступить со мной
И пали до того, что мне грозят войной?

Так воле Греции вы не послушны боле?

Троянцев я сломил, царевич, для того ли?

Я, право, поражен! Ведь Гермиона здесь,
И Менелай для вас уже почти что тесть!

Я сохранить могу любовь к моей невесте,
Не уронив притом достоинства и чести,
И, после всех побед, мне, право, не к лицу
Покорно, словно раб, служить ее отцу.
Но с Гермионой вы увидеться желали?
Я знаю, вы в родстве [26]. Хотя вас и не ждали,
Но примут. Занимать не смею больше вас,
Ахейцам же прошу мой передать отказ.

Друг с другом их свести? Весьма неосторожно!

Да, говорят, по ней вздыхал он безнадежно.

А вдруг к царевне страсть проснется снова в нем,
И он воспламенит ее своим огнем?

Что ж, так тому и быть! И если вслед за тем он
Царевну убедит вернуться в Лакедемон,
С почетом проводить велю я их суда,
И сам свободнее смогу вздохнуть тогда.

Как, вы...

Со временем я все тебе открою.
Но Андромаха здесь. Потом...

Вы не за мною?
Ах, если б мне блеснул надежды луч один...

Нет, я иду туда, где заточен мой сын, —
Все, что завещано мне Троей и супругом.
Час в день разрешено нам проводить друг с другом.
Мы вместе пролили немало горьких слез.
Сегодня мне обнять его не довелось.

И опасаюсь я, увы, что греки вскоре
Дадут вам поводы для новых слез и горя:
Страшат их пленники.

Но пленники в цепях,
А мертвые враги внушать не могут страх.

Нет, злость на Гектора утихнуть в них не может;
Их главный враг — ваш сын.

Так вот что их тревожит!
Дитя, которое не знает ничего —
Ни почему мы здесь, ни кто отец его!

Астианакс — дитя, но смерть его нужна им.
За ним ко мне Орест и послан Менелаем.

И вы поступите, как эллины хотят?
Он дорог мне — вот в чем несчастный виноват!
Но греки ль требуют ребенку приговора?
Нет, сердит вас, что он — последняя опора
Лишившейся всего, беспомощной вдовы,
И смерти для него хотите только вы!

О, успокойтесь! Им ответил я отказом.
Теперь войною мне грозят все греки разом.
Но, даже если бы военные суда
Всех греческих племен причалили сюда
И началась война — как та, из-за Елены, —
И моего дворца заколебались стены, —
Ребенка вашего я все равно бы спас
И заслонил его собою — ради вас.
Вы сами видите, сколь многим я рискую,
А чем вознагражден за преданность такую?
Сейчас, когда кругом меня враги теснят,
Мне так необходим ваш дружелюбный взгляд!
Ужели, вам свой трон и руку предлагая,
И в вас, жестокая, увижу лишь врага я,
И, вызывая весь ахейский мир на бой,
Не буду знать, за что я жертвую собой?

Откуда слабость в вас, великом человеке?
Награда? Но твердить по праву станут греки,
О ваших доблестях охотно позабыв,
Что вами овладел мальчишеский порыв!
Вы домогаетесь любви. Но до того ли
Измученной вдове, томящейся в неволе?
Что вам мои глаза? Ведь вы их обрекли
На то, чтоб реки слез всегда из них текли!
Нет! нет! От вас я жду совсем иных деяний!
Несчастных пленников избавить от страданий,
Безвинное дитя спасти любой ценой,
Не требуя себе за это мзды иной,
Чем радость матери, что сына сохранила, —
Вот подвиг по плечу наследнику Ахилла!