Стив Каплан - Скрытые инструменты комедии

Ниже приводится сцена из «Генриха IV» Шекспира [39] «Генрих IV» (Часть первая), акт 1, сцена 2. Перевод Е. Бируковой. — Прим. перев. .

ФАЛЬСТАФ: Твоя правда, дружок... А что, разве наша трактирщица, с которой я гуляю, не сладкая бабенка?

ПРИНЦ ГЕНРИХ: Как мед Гиблы, старый греховодник!.. А что, разве не сладко тебе будет прогуляться за решеткой в куртке из буйволовой кожи?

ФАЛЬСТАФ: Что такое? Что ты там мелешь, дуралей? Это что еще за подвохи и подковырки? Какое мне, черт возьми, дело до буйволовой куртки?

ПРИНЦ ГЕНРИХ: А мне, черт подери, какое дело до нашей трактирщицы?

ФАЛЬСТАФ: Да ведь ты же не раз требовал ее к себе, чтобы сводить с ней счеты.

ПРИНЦ ГЕНРИХ: А разве я когда-нибудь требовал с тебя твою долю?

ФАЛЬСТАФ: Нет, надо отдать тебе справедливость, здесь ты платил за все сам.

Вам когда-нибудь случалось смотреть шекспировскую пьесу и замечать, что над игрой слов и каламбурами не смеется никто, кроме актеров на сцене? Но в пьесах Шекспира есть и очень смешные шутовские моменты. Стоит лишь вспомнить Ланселота Гоббо и его пукающего пса в «Венецианском купце». А зрители во всем мире до сих пор смеются до упаду, наблюдая за персонажами «Комедии ошибок» и «Укрощения строптивой» — персонажами, которые явились непосредственно из комедии дель арте. В пьесах Шекспира нашли свое отражение две совершенно разные школы. Он, безусловно, находился под влиянием «университетских умников», но также испытывал серьезное воздействие клоунады комедии дель арте. Итальянские актеры приезжали в Лондон, но не говорили по-английски, а английские зрители не говорили по-итальянски; такие спектакли назывались Итальянские Ночи. Все сюжеты разыгрывались в пантомиме, хотя в Италии они отличались большой многословностью. Эти спектакли-пантомимы приобрели такую популярность, что влились в английскую культуру и ныне известны как Рождественские пантомимы. Чарльз Чаплин постигал свое ремесло в «Компании пантомимы Карно». Поэтому во всех ранних работах «немого» Чаплина вы видите лучшее в истории воплощение Арлекина — родом прямо из комедии дель арте.

Вскоре после Шекспира, в середине 17-го века, во Франции появился актер по имени Жан-Батист Поклен. Актером он был отличным, а вот бизнесменом — никудышным. Театр его разорился, и Поклен бежал из Парижа от кредиторов, прибившись к труппе исполнителей комедии дель арте. Вместе с труппой он странствовал и играл, начал писать и превратил некоторые сюжеты комедии дель арте в пьесы, известные нам под названиями «Мизантроп», «Мнимый больной», «Школа жен». Прожив с десяток лет в провинции, вернулся в Париж, но к этому времени уже писал и играл в спектаклях под именем Мольер.

В это же время кардинал Ришелье пытался с помощью Французской академии превратить Францию в мировую державу как в военном, так и в культурном плане. В результате неправильного прочтения Аристотеля Французская академия постановила, что все пьесы следует писать в соответствии с канонами неоклассицизма — в частности, с использованием александрийского стиха. Шекспир в Англии был поборником пятистопного ямба, строки в пять стоп: бабамп, бабамп, бабамп, бабамп, бабамп. Но французы решили, что они лучше англичан, и всем писателям пришлось писать александрийским стихом — ямбическим гекзаметром, шесть стоп в строке: бабамп, бабамп, бабамп, бабамп, бабамп, БАБАМП! И вы теперь понимаете, насколько это лучше Шекспира.

Итак, всем пришлось писать александрийским стихом. Всем, за исключением Мольера, который стал заменять эти длинные речи языком, на котором люди говорили в жизни — как, например, в этой сцене из «Школы жен». В «Школе жен» — потрясающая предпосылка. Герой по имени Арнольф страшно боится стать рогоносцем, поэтому принимает решение жениться только на девушке, которую будет воспитывать с детства так, чтобы она выросла самой глупой женщиной во Франции, такой дурой, что ей не хватит ума ему изменять. В предшествующей сцене мы узнаем, что молодой человек — «Леандр», — возможно, проник в дом Арнольфа и пытался ухаживать за его воспитанницей Агнесой. Арнольф хочет расспросить об этом Агнесу, но не может, потому что намеренно никогда не рассказывал ей ничего о птичках, пчелках и влюбленных молодых людях [40] «Школа жен», действие второе, явление VI. Перевод В. Гиппиуса. — Прим. перев. .

АРНОЛЬФ

(в сторону)

О тягостный вопрос о тайне роковой,

Когда допросчик сам томится в пытке злой!

(Агнесе)