Андрей Яхонтов - Ужин с шампанским

Что произошло дальше? В учреждении, как и следовало ожидать, все образовалось в соответствии с мечтами Максималистова. Перестали гонять транспорт по пустякам, перестали пользоваться служебными привилегиями. И Постепеннов, который накропал уже докторскую и стал замдиректора, своего антагониста сердечно за помощь поблагодарил. Еще бы! Такие ценные мысли! Такие конструктивные предложения! И как своевременно были высказаны! А уже ему, Постепеннову, оставалось лишь оформить проекты намеченных преобразований приказом, что он исправно и делал.

— Спасибо, — долго тряс руку Максималистова Постепеннов, после чего опять-таки приказом вернул однокашнику прежний кабинет. Максималистов сначала заартачился, но потом согласился. В конце концов это была дань признания его заслуг, минута его торжества и полной безоговорочной победы.

Чтобы читатель окончательно не запутался, признаемся: мы пытались рассказать лишь о двух гранях характера выбранного для этого литературного опыта человека. Если же продолжать историю, она получится много сложнее и значительно пространнее… И это будет уже совсем другой рассказ.

Уже левая половинка перекидного календаря стала зримо толще правой. Уже из главка настойчиво требовали план на второй квартал следующего года — и во всех справках, сводках, отчетах этот не наступивший квартал упоминался так часто, что Мохов, закрутившись, порой спохватывался: где, в каком, старом или новом, году живет? Вскидывал зачумленную голову. За окном успокоительно желтели клены, еще не облетевшие, не траченные ветром и дождем, так что до белых мух, слава богу, было далеко.

А вот охотничий сезон открылся. И это было очень кстати. В настольном еженедельнике Мохова, в разделе «Важнейшие дела года», не огалочены остались лишь Два пункта: «мама» и «охота». Все прочие — и «теплые сапожки Олечке», и «золотые серьги жене», и «путевки на юг», и «новая газовая плита», — все прочие пункты были позади.

Первоначально Мохов намеревался выкроить для поездки к матери дня три-четыре из отпуска, перед Ялтой или после нее. Но закапризничала жена. Надумала приводить в порядок квартиру: кухню, ванную, коридор. Дело требовало постоянного присутствия мужчины в доме.

Затем была мысль сорваться якобы в командировку. Однако и тут не выгорело. Хотя командировка действительно выпала, и как раз в соседнюю область — не удалось. Был в пяти часах езды от родных своих Саюшек, а не смог вырваться. Дело пресерьезное: подведение итогов соцсоревнования. Все начальство присутствовало. Разве улизнешь?

И все же нет худа без добра: на подведении итогов Мохов познакомился с мужиком из тамошнего охотхозяйства… Вернувшись, поделился задумкой с Пырщиковым и Орясьевым, постоянными своими компаньонами по рыбалке и охоте, — они возражать не стали. Так возникла реальная возможность два невыполненных пункта совместить, решить вопрос разом: отправиться на охоту, а по дороге заглянуть к матери.

И он потихоньку стал прикупать гостинцы — пряники и конфеты, плавленый сыр, а накануне отъезда у знакомого завбазой, тоже охотника, раздобыл два батона колбасы и ожерелье сарделек. Все отвез к Пырщикову, чтобы домашние не зарились.

Выезжали в субботу — с тем, чтобы к среде вернуться.

За себя Мохов оставил на работе заместителя — тот приучен был к охотничьим отлучкам шефа, запоминая распоряжения, деловито кивал. А в глазах читалось: эх, стану начальником, вот уж напозволяюсь… Накануне Мохов позвонил мужику из охотхозяйства, напомнил об уговоре. Тот обещал встречать на станции.

Загрузились в купе, раздавили бутылочку за открытие сезона. Толстяк Орясьев тут же начал заморенно зевать, завалился на боковую.

А Мохов ударился в воспоминания. Рассказывал Пырщикову:

— В детстве мы с отцом из речушки нашей во-от таких голавлей таскали…

Но и Пырщиков зевал, тер глаза кулаками. Усталость проклятая.

Мохов вышел в тамбур. Курил. В темноте, за окном, проносились изредка искры дальних огней.

Проводница растолкала их без двадцати шесть. Быстренько оделись. Высыпали на мокрый перрон. Никто их не ждал. Бросились названивать в охотхозяйство. Там — молчание.

Стояли разодетые по-охотничьи, нелепо яркие на крохотной привокзальной площади — грязной, неприбранной, покрытой лужами. Моросил дождь, ветер дул холодный, северный. Не знали, чего делать. То ли ловить попутку, то ли ждать.

Решили не суетиться. Расположились в зале ожидания, затем, когда открылся буфет, перекочевали туда. Выпили чаю, согрелись. Тут, в буфете, их и обнаружил шофер — голубоглазый, давно не стриженный, в грязных сапогах и брезентовой штормовке. Извинился за опоздание — дорогой полетело колесо — и за начальника — к тому нежданно нагрянули гости, оставить их тот не мог.