Валерий Ковалев: Эхо войны. рассказы

Грянула Великая Отечественная и мужская часть левобережья этих сел, влилась в Красную Армию, которая с боями оставила Донбасс.

Правобережные же дождались «освободителей», многие из них вступили в полицию и карательные отряды, которые зверствовали в наших местах не хуже своих новых хозяев.

В 1943 году Донбасс освободили и часть изменников, вместе с фашистами, покатилась на запад. Оставшихся же отловили «СМЕРШ» и местные органы НКВД и, расстреляв наиболее замаравших себя кровью, остальных отправили «до далэкых таборив».

Закончилась война. Крымские, нижнянские и калиновские фронтовики вернулись в родные места. А в середине 50-х, туда же стали возвращаться и отбывшие свой срок предатели.

В это время по ранее оккупированным областям России еще катилась волна громких процессов над бывшими карателями, которая не минула и наши края.

Затем все затихло и только время от времени, далекими зарницами войны мелькали в газетах все более редкие сообщения об осуждении очередных, долгое время скрывавшихся предателей.

Время лечит. Но не все.

К моменту моего повествования, в городе насчитывалось более тысячи фронтовиков, и несколько десятков бывших изменников.

В подавляющем большинстве жили они в тех же родовых селах, что и раньше. И вражда не затихала.

Изломанные войной, тяжелым послевоенным трудом и не особо обласканные привилегиями фронтовики, люто ненавидели «искупивших вину».

Сначала те сидели тихо, но по прошествии времени, оклемавшись от лагерной баланды, нарожав детей и получив пенсии, стали понемногу наглеть. В различные инстанции полетели их прошения о реабилитации, а порой и получении статуса участника Войны, причем не только у нас, а по всей Стране.

И самое интересное то, что они порой удовлетворялись.

К счастью, в то время еще были живы многие военачальники, которых возмутило подобное кощунство, и не без их участия, военные комиссариаты Министерства Обороны, в СССР осуществили перерегистрацию оставшихся в живых фронтовиков.

Она выявила немало примазавшихся к их славе подлецов, которых лишили почетного статуса участника Великой Отечественной войны. Но, по – видимому, не всех.

Я сам знавал такого «ветерана», который уклонился от призыва и всю оккупацию просидел по вдовьим погребам, а затем оказался участником множества сражений в местах, где никогда не бывал. Причем боевых наград имел до пупа.

Впоследствии оказалось, что на освобожденной территории он возил одного очень крупного правоохранителя, который и помог дезертиру стать героем войны.

Вот таких деятелей и бывших пособников фашистов, осужденных по их мнению не за все злодеяния, и отыскивали наши Первомайские ветераны.

Заводилой у них был здоровенный дед, с протезом вместо ноги и увесистой клюкой, который воевал в морской пехоте и ко мне являлся в черной мичманке с позеленевшим крабом. Причем только после 9 Мая и в не приемные дни.

Его сопровождал десяток ветеранов при всех регалиях.

Пока вся эта делегация, чертыхаясь и гремя костылями, поднималась на второй этаж, в кабинет заглядывала перепуганная секретарша и сообщала:

– Валерий Николаевич! Знову нижнянские диды прийшлы. При медалях. Будэ скандал!

Сначала ветераны заходили к одному из моих помощников, Савицкому, который тоже воевал и дошел до Берлина, командуя артиллерийским дивизионом, и поздравляли его с Днем Победы.

Затем, поговорив с ним о жизни, просились на прием к прокурору.

Илья Савельевич появляется в кабинете, присаживается у стола и молча смотрит на меня. А я на него, зная, что за этим последует.

– Валера, нужно принять, – задушевно произносит он.

Кого, уточнять не приходилось, ибо это повторялось из года в год, с завидным постоянством.

– Илья Савельевич, дорогой, не могу, не приемный день, тем более, сейчас задержанных на «санкцию» привезут.

– Ничего, подождут, у них срок все равно идет, в крайнем случае, Николай Иванович арестует. Надо принять, надо, ведь у тебя самого отец фронтовик.

– Они ж снова будут орать, чтоб посадил нижнянских полицаев, да еще крымских и калиновских в придачу, а те уже все сидели, пусть лучше едут к Славяносербскому прокурору. Это пограничная территория.

– Не будут, просто хлопцы хотят тебя поздравить и поговорить.

– Как в прошлый раз? Чуть голову костылем не проломили! Да потом же на меня еще и жалобу накатали, в области объяснялся.

Савицкий начинает тяжело сопеть, багроветь и я сдаюсь.