Жеральд Сиблейрас - Ветер шумит в тополях

ГУСТАВ: А я, как последний кретин, остаюсь с веревкой в руках.

РЕНЕ: Нет! Надо было обернуть ее вокруг себя! Фернан, отдайте ему конец, чтобы он обвязался.

ФЕРНАН: Мне удалось завязать узел.

РЕНЕ: Нестрашно! Потом снова завяжете.

Густав берет конец веревки и обвязывает ее вокруг талии.

ГУСТАВ : (самому себе)… Как глупо, я же должен быть во главе.

РЕНЕ: Вы и будете во главе! Я только показываю вам, это проба!… (Рене показывает ему, как вяжется узел). Оборачиваете вокруг себя…вот так… и пропускаете веревку вот сюда…

ГУСТАВ: (по-прежнему сам с собой) Я стараюсь, но всё это бессмысленно, я же буду во главе связки.

РЕНЕ: Густав, черт подери! Я просто вам показываю, больше ничего.

ГУСТАВ: Да, да, прошу прощения, продолжайте. Вижу, что этот фокус со связкой вам удается, предоставляю вам руководство операцией.

Густав обвязан веревкой.

РЕНЕ: А теперь вы, Фернан.

Фернан берет веревку и снова завязывает узел.

ГУСТАВ: (Фернану) Видели, как я сделал? Потому что в серединке будете вы.

ФЕРНАН: Погодите, пока что я пытаюсь завязать узел…

РЕНЕ: (Фернану) Вот так…Проденьте конец веревки в петлю… Хорошо… Ну вот, связка готова!

ГУСТАВ: Да, но мы-то знаем, что это не имеет ровно никакого значения, поскольку Фернан будет в середине, а я во главе.

РЕНЕ: Да! Да! Вы будете во главе, Фернан в середине, а я последним! Вы довольны?

ГУСТАВ: Оооох!…Перспектива путешествия нервирует вас, правда?

ФЕРНАН:…Извините, мне нужно немножко прилечь…

Фернан падает на свой стул, увлекая за собой других. Все молча сидят на своих привычных местах, связанные веревкой.

ГУСТАВ: Нам понадобится провизия.

ФЕРНАН: По вашему мнению, на сколько дней?

РЕНЕ: Два, если не все три.

ГУСТАВ : (Рене) Предлагаю вам взять провизию на себя.

РЕНЕ: Почему это?

ГУСТАВ: Потому что вы — специалист по пикникам.

РЕНЕ:…С моей стороны, отправиться с вами — чистое безумие, должен вам сказать.

ФЕРНАН: Одеяла, не забудьте взять одеяла.

ГУСТАВ: Ладно, когда мы выступаем?

РЕНЕ: Нужно время, чтобы всё организовать, не знаю… Через три дня, восемнадцатого.

ГУСТАВ: Выходить надо ночью.

РЕНЕ: Ночью? Почему ночью?

ФЕРНАН: Да, почему ночью?

ГУСТАВ: Потому…Чтобы никто нас не увидел…

ФЕРНАН: Никто нас и не увидит, если мы срежем путь через поля.

ГУСТАВ: Да нет, я говорю о выходе из приюта… по дороге из дома.

ФЕРНАН: Тогда лучше на рассвете… выйдем на рассвете…

ГУСТАВ: На рассвете! Отлично. На рассвете — годится!

РЕНЕ: Очень хорошо.

ФЕРНАН: Нет, вы только подумайте… Пенто. Подполковник, как и я. Хотел бы я знать его послужной список. Я же получил первый приз по окончании Консерватории… и уцелел под Верденом.

РЕНЕ: Ах, так вы музыкант? Вы никогда мне не говорили.

ФЕРНАН: Пианист, я — пианист! Мне пророчили большое будущее.

РЕНЕ: Забавно: когда я был маленьким, я учился играть на аккордеоне… У меня неплохо получалось.

Густав и Фернан молча на него смотрят.

ФЕРНАН: Ничего другого не умею делать, кроме как играть на фортепьяно. Сегодня попытался играть, но на втором такте со мной случился обморок. Большая помеха для концертирующего музыканта.

ГУСТАВ: Если это может вас утешить, скажу, что немного найдется профессий, которым это не было бы помехой.

ФЕРНАН: Лучше было бы мне остаться у сестры.

РЕНЕ: Что же вам помешало?

ГУСТАВ: Вы не знаете его сестру!

ФЕРНАН: Нет, всё дело в ее муже… Он такой болван! Кончалось всегда тем, что я притворялся, будто у меня обморок, и падал головой в тарелку: только бы его не слышать. Поэтому я предпочел приехать сюда.

ГУСТАВ: И были правы! С нами вам лучше.

ФЕРНАН: Да, но сегодня меня решили отправить подыхать, как последнего бездомного бродягу!

РЕНЕ: Никто не позволит вам подохнуть, Фернан.

ФЕРНАН: Вы не знаете Мадлен.

РЕНЕ: Я больше не говорю ни слова, а то вы решите, что я ее сообщник.

ГУСТАВ: Дело в том, что относительно Мадлен вы не слишком-то надежны.

РЕНЕ: Вы видите.

ГУСТАВ: Сознайтесь, что вы все время ее защищали.

ФЕРНАН: В то время как она настоящая шлюха.

РЕНЕ: Мне она кажется скорее милосердной.

ГУСТАВ: А что такое милосердие?

РЕНЕ: Вот именно. Отдаваться душой и телом ради людей пропащих, вроде нас.

ГУСТАВ: «Душой и телом»! Опомнитесь! Она милосердна по-мещански.

РЕНЕ: То есть?

ГУСТАВ: Она делает это, чтобы хоть чем-то себя занять. Разве вы не видите, как она собой довольна? Прямо исходит собственными благодеяниями. Вроде тех мещанок, которые отдают бедным грязные галстуки своих муженьков. Такие люди дают не из милосердия, а из ужаса перед бесхозяйственностью. Так и Мадлен.