Юрий Гиренко: Конец сказки

Катулл( язвительно ): Ну да, «стабильность, мир и процветание»! Бывший балетмейстер Раздватрис, заделавшись знатным политическим писателем, вещает об этом в каждом своем опусе. Но оглянитесь вокруг себя! Что мы видим? ( дальше говорит так, будто произносит речь с трибуны) Народ угнетен! Интеллигенция задушена! Промышленники задавлены налогами! Тюрьмы заполнены инакомыслящими! А теперь они еще закрывают оружейные заводы – тысячи людей будут выброшены на улицу! Оставлены без средств к существованию! И никто не осмеливается даже пикнуть!

Только отважный Армандо решился бросить вызов наглой клике тиранов! Как на него не давили, он не смирился! Как же может честный художник оставаться в стороне? К черту их, со всеми их премиями и льготами! Они думали, что купили Катулла – раз у него есть театр, слава, награды. Но Катулла нельзя купить! Они могут отобрать у меня театр, разогнать моих актеров, запретить мои спектакли. Но я не смирюсь! Я еще не забыл, как быть уличным артистом. Кочевать по стране, выступать под открытым небом, ходить по канату… Не запугают! Я буду говорить с моим народом с площадей!..

Доктор:Вы смелый человек, маэстро. Поставить на карту все, рискнуть славой и жизнью – на это может решиться только очень честный и отважный человек.

Катулл:(с некоторым кокетством) Ах, оставьте, любезнейший доктор! Я всего лишь делал то, что велит совесть. Вот Армандо – настоящий вождь!

Доктор:Кстати, что с ним? Я слышал в толпе разговоры, будто его схватили.

Катулл:Я тоже это слышал. Но ничего не знаю наверняка. С этими негодяями невозможно что-либо знать наверняка!

Доктор:Негодяями?

Катулл:Я про толстяков! Чрезвычайный триумвират! Комитет национального спасения! Тройка по утилизации, мать её! Извините, доктор. Неизвестные отцы, чтоб их! Еще раз извините, но приличных слов не осталось. Они боятся посмотреть в глаза народу, они прячутся. (снова входит в роль трибуна) Никто не знает, как их зовут, и как они выглядят. Известно только, что выглядят они отвратительно. Мы выступаем с открытым забралом, а враг скрывается в тени. «Три Толстяка» – вот все, что мы о них знаем!

Доктор:Да, в нашей истории такого еще не было. На многих такая анонимность действует прямо гипнотически. Вы знаете, я некоторое время занимался этим феноменом. Очень интересный эффект массовой психологии! Анонимность правителя создает ауру таинственности, что для обывателя…

Катулл:Простите, доктор Каспар, вы уверены, что сейчас подходящий момент для лекции?

Доктор:Да, да, да. То есть, нет, конечно! Верно. Сейчас надо решить, как быть с вами.

Катулл:Вот именно. Я не имею права подвергать вас риску. ( торжественно) Вы – гордость нашей науки, и потомки не простят мне, если из-за меня вы пострадаете. А этих сволочей не остановит ваш статус – они не задумываясь расправятся с великим ученым, как чуть не расправились с великим артистом.

Доктор:Маэстро, вы не понимаете. Дело не в том, что я рискую. Проблема в вас самом. Вам нельзя выйти, поскольку вас тут же арестуют. Вам нельзя остаться, поскольку повальные обыски могут не обойти и этот дом.

Катулл:Да, эти сквалыги лавочники не задумываясь продадут меня с потрохами гвардейцам толстяков!

Доктор:Следовательно, вам надо временно перестать быть собой. Манеру вы измените легко – для квалифицированного актера… извините, для гениального артиста – это просто. А внешность я вам сейчас изменю. Это не сложно. Вот объяснить, что я буду делать, человеку, не знакомому с началами аналитической химии, будет непросто. Но вам ведь химия ни к чему, вам нужен результат, правда? Вот и доверьтесь специалисту.

Катулл:Доверяюсь, целиком и полностью.

Доктор:Тогда поспешим в лабораторию.

Уходят. Входит тетушка Диомед с подносом.

Тетушка:Ну вот, опять убежал в свою лабораторию. Когда же это кончится! Как это трудно – служить гению. Он, конечно, великий ученый – и знает про все на свете. Но как сделать, чтобы он хоть иногда не забывал, что надо покушать, надевать галоши, выходя на улицу, и вовремя принимать пилюли? Которые, кстати, сам же придумал! Ох… ( ставит поднос на стол, продолжая рассуждать ). А тут еще эти безобразия. Бегают, стреляют, потом будут казнить. К счастью, пока все лавки открыты, и цены еще не выросли. Так ведь вырастут – это всегда так. Сначала бегают, потом стреляют, потом все дорожает, потом пропадают продукты. «Проклятые толстяки! Долой трёх толстяков!» Ну выгонят трёх толстяков – и кому от этого будет хорошо? Армандо, конечно, жалко – он такой умница. А Катулл – красавец, душка… Ну и зачем они все это затеяли? Чего им не хватало? Толстяки… Потому и толстяки, что не забывают вовремя покушать! Ах, дорогой доктор, зачем вы в это ввязываетесь… Ну что вам эти толстяки?