Андрей Таркинский - Путь гангстера. Кто не рискует, тот не побеждает

– Макаронники разгромили ирландский бар с очень оригинальным названием – «Ирландия», – хмыкнул Лекс в ответ. – А ирландцы в ответ с боем взяли этот бар.

– Если с боем, то почему следов не видно?

– Большую часть замаскировали, поломанную мебель заменили буквально через пару дней.

– А название-то почему оставили?

– Да хрен его знает, это уже не ко мне вопрос.

Как только Лекс закончил говорить, дверь бара открылась, и внутрь вошли три человека. Один отправился куда-то в дальний угол, видимо, к знакомым, остальные двое шли прямиком к барной стойке. Джона это почему-то немного встревожило, однако вида он не подал. Только смерил каждого из подошедших вопрошающим взглядом.

– Виски налей, – вместо приветствия бросил один из ирландцев. На вид он был старше второго. Носил он кожаную куртку поверх чёрной рубашки, тёмные брюки и туфли. Если бы его прямолинейный взгляд был направлен на Джона, то француз почувствовал бы себя не очень уютно. Он явно был чем-то недоволен, а в такие моменты людей лучше не тревожить. А вот Лекс абсолютно не боялся его взгляда, даже глазом не моргнул.

– И тебе доброго утра, Теренс, – спокойно ответил бармен, доставая стакан.

– Моё почтение, – вставил словцо Джон. Он решил, что тоже имеет право участвовать в разговоре.

Теренс повернул голову в его направлении и мельком осмотрел с головы до ног. Что-то сразу не понравилось ему в облике француза. Джон это понял по взгляду, который стал ещё более недовольным. К тому же, во взгляде ирландца прослеживалось что-то вроде отвращения, что в свою очередь не понравилось французу.

– Мы не знакомы, так ведь? – спросил ирландец.

– Теренс, это Джон Фонтейн, мой добрый знакомый и, не побоюсь этого слова, друг, – ответил за француза Лекс. – Джонни, это Теренс Смит – новый владелец этого бара. А рядом с ним – Рэй О’Коналл, вновь прибывший в банду Бена Даумана.

– Очень приятно, господа, – сказал Джон нарочито вежливым голосом. Ухмылка не сходила с его лица на протяжении всего разговора.

Неожиданно для себя он встретился глазами с Рэем.

– Джон, значит, – удивлённо произнёс О’Коналл.

– А что не так? – вскинул брови в ответ француз.

– Это ведь ненастоящее имя, – Рэй не спрашивал, а утверждал. – У тебя чересчур сильный акцент для коренного жителя Америки, а я сомневаюсь, что во Франции распространены английские имена.

Джон отсалютовал Рэю кружкой и допил остатки пива. Ирландец был прав, Фонтейн действительно являлся эмигрантом из Парижа. Несмотря на то, что переехал он сюда в раннем возрасте, английский так и не стал ему родным языком. Неправильные ударения и картавость навсегда поселились в английской речи Джона. Надо признать, что он даже не пытался говорить правильно.

– Да, во Франции меня звали по-другому, – подтвердил Фонтейн слова Рэя. – Но то имя мне не нравилось, поэтому оно осталось там, в Европе. А тут – новая страна, новый дом… и новое имя.

– Понимаю, – кивнул О’Коналл.

В отличие от напарника, или кем они друг другу являлись, Рэй производил более приятное впечатление. По крайней мере, даже если ему, как и Смиту, что-то не понравилось в Фонтейне, он это мастерски скрывал. Сам О’Коналл был явно младше Теренса, сомнений в том не было. Во взгляде Рэя прямолинейности не было и в помине, скорее разведывательный интерес, за что Джон отдал ему должное. И самое важное, что для себя отметил француз, это был первый ирландец, который не испепелял его взглядом.

Вообще Джон не любил ирландцев. Как народ они были очень даже дружелюбные, но как преступная группировка, или, как они любили говорить, «банда», ирландцы француза сильно раздражали. Всё дело было в том, что «трилистники», как их любил называть про себя Джон, не желали признавать того, что они сильно уступают итальянцам. Фонтейн для себя давно отметил, что гораздо выгоднее работать либо с итальянцами, которые почти захватили Нью-Йорк, либо же наняться в банду, которая как минимум не мешает итальянцам. Ирландцы никоим образом не подходили под вторую категорию. К началу двадцатых годов Джон уже успел заработать некоторую репутацию надёжного человека, а также познакомился с Лексом. Тогда он ещё не был барменом и работал на дона семьи Бользано. С помощью Лекса Джон обзавёлся некоторыми полезными связями, которые никоим образом не пересекались с ирландцами. Надо признать, те в долгу не остались. Многие ирландцы начали презрительно смотреть на Фонтейна, и что-то ему подсказывало, что рано или поздно эти взгляды сменятся на кое-что посерьёзнее. Однако это ощущение пропало со временем.