Ирина Резцова - Любовь по-черкесски. Мерем. Роман

Как же хорошо и спокойно бывает по вечерам на улицах Майкопа…

Как и подобает южному городу, Майкоп быстро засыпает, в то время, как в более северных городах темнеет медленнее обычного. Огни небольшого города имеют узкий радиус места, так, что одно и то же продолговатое здание можно увидеть в так называемом специфическом полосатом освещении.

Восемь часов вечера кажется в Майкопе глубокой ночью. Людей становится заметно меньше – вовсе не потому, что гулять небезопасно, а потому, что Майкоп – город семейный. Чем меньше людей на улицах, тем больше заметны окна квартир, в которых горит яркий свет.

Иногда кажется, что в восемь часов вечера Майкоп становится похожим на новогоднюю елку. В одночасье загораются огни, и где-то на самой верхней точке прилегающего Краснооктябрьского леса во всей красе начинает торжествовать телевизионная башня.

Город продолжает жить…

Мерем плавно перемещалась на своем коричневом Фольксвагене, который два года назад приобрела в кредит. Ей осталось еще четыре месяца, и автомобиль будет полностью в ее собственности. Совсем чуть-чуть, чтобы отпраздновать в кругу семьи имущество, заработанное самостоятельно. Этот автомобиль был ее интуитивным выбором, хотя внешне он выглядел явно мужским, не для такой маленькой девушки, какой была сама Мерем.

Сегодня она впервые не получала удовольствия от вечернего города, от неоновых вывесок магазинов, сменяющих друг друга на улице Пролетарская. В салоне автомобиля атмосфера буквально плавилась от негодования девушки.

«Какая же я дура! Как я могла создать аварийную ситуацию на ровном месте! Загляделась на мужчину! Видите ли, мне, идиотке, показался Тагир! Теперь мне в каждом мужчине мерещится он!».

Она остановилась на перекрестке между улицами Пролетарская и Победы. Не заметив, как слева красиво подсвечивается белое величественное здание концертного зала «Филармония», Мерем продолжала себя клясть.

«Нет, ну, куда это годится?! Если бы не Мурат, меня бы оплакивали сейчас мои родители. Какой ужас!…У меня уже медленно „съезжает крыша“. А тот парень, наверное, думает теперь, что девочка совсем с ума сошла. Остановилась и смотрит на него, как на звезду. Был бы это Тагир, он обязательно вышел бы и спас меня. Быстрее, чем Мурат. Кстати, как так получилось, что Мурат оказался на том перекрестке?»

Загорелся зеленый свет. Мерем плавно тронулась.

«Хотя Мурат-молодец. Он не только ключом покопается в замке, но и стакан воды принесет, успокоит….Вот только сидеть на корточках передо мной не надо было с этим злосчастным стаканом… Теперь Замира разнесет по всей администрации, что у меня с ним роман. Как меня раздражает ее привычка влетать в кабинет! Да и Мурат тоже хорош! Можно было встать и уйти, а не продолжать смотреть мне в глаза. С этим дурацким стаканом!».

Мерем никак не могла отойти от шока. Она винила, не Мурата, а себя. Мурат был ее собственной виной. И стакан с водой, и его взгляд, и вернувшаяся из поисков начальницы Замира, – все это было досадно вспоминать девушке. Ей было стыдно за себя и за глупую ситуацию, свидетелем которой были знакомые люди. Постепенно она начала забывать источник своих переживаний, и ракурс внимания перенесся с парня в припаркованном автомобиле на ее саму.

«Как же был прав папа… Ведь он же тебе, Мерем, говорил, – нельзя смотреть на парня дольше трех секунд. Говорил? Говорил! Папа тебе говорил, что черкесская женщина может посмотреть на незнакомого мужчину так, чтобы он этого не заметил. Говорил тебе, Мерем? Говорил! А что же ты?! Ты еще остановилась прямо на дороге! Смотри, Майкоп, Мерем пришла на выставку! Она сейчас внимательно посмотрит на мужчину, столкнет между собой машины, пропиарится, как следует! Майкоп, ты не знал? Мерем нравится Тагир Темиргоев! Кто не знал, -поднимите руку! Мерем повторит!».

Мерем перестроилась с крайней левой полосы дороги на крайнюю правую.

«Смотри, пожалуйста, в пол! – Мерем размяла кулак левой руки и обеими руками крепко ухватилась за руль. – Если нет пола, будь добра, закатай, пожалуйста, свой взгляд в асфальт!»

Снова загорелся красный свет светофора на перекрестке между той же улицей Пролетарская и Лермонтова.

Справа показался длинный, на весь квартал, белый кирпичный девятиэтажный дом, в котором когда-то жили дальние родственники семьи Бесленеевых. Мерем любила тетю Саиду и дядю Сафербия.

Он был покладистым степенным мужчиной в очках и папахе, воевавшим когда-то на фронте, как и миллионы мужчин в стране. Она, ее несравненная тетя Саида, была женщиной исключительной мудрости. На вид скромная, но, на самом деле, тетя Саида управляла всеми членами в семье. Да и не только в семье. Никто никогда не уходил от тети Саиды без помощи, поддержки или, на худой конец, ее фирменных лепешек. На все случаи жизни у тети Саиды были повсюду связи, а если этих связей не оказывалось, праздник был у желудка гостя. Тетя Саида жарила лепешки из дрожжевого теста с добавлением кислого молока, и они у нее получались воздушными. Пальчики оближешь!