Дэвид Лазба - Текел. Ты взвешен и найден лёгким

Наконец, коридор кончился, и мы вышли в небольшой, я бы даже сказал, тесный зал, битком набитый седыми стариками. Они все, скопившись в кучу что-то бурно обсуждали. Однако среди них я разглядел двух молодых девушек и худого лысого мужчину лет тридцати пяти-сорока.

Несмотря на скромность размеров помещения, здесь присутствовала небольшая сцена, на ней криво стояла кафедра, а рядом микрофон, перемотанный красной изолентой. Перед сценой стояло несколько рядов скамеек.

– Да уж. – Сказал я, а затем, прищурившись, посмотрел на Софью. – Еще не поздно уйти отсюда.

– Ни в коем случае! – Запротестовал Дмитрий. – Ты что! Я читал твой рассказ! Ты молодец! У тебя есть все шансы на победу!

– Да погляди же ты. – Кивнул я в сторону толпы. – У этих стариков огромнейший опыт за плечами. Да и не в этом дело. Мне не хочется тут торчать.

– Ну и что? – Молниеносно отреагировала Софья.

Я посмотрел на нее с ироничным выражением лица:

– Думаешь, сопляк, вроде меня, готов переплюнуть их? У меня никчемный словарный запас и мне восемнадцать.

– Какая разница, какой у тебя словарный запас и сколько тебе лет? – Воскликнул Дима. – Какая разница, какие слова ты используешь? Главное, чтобы рассказ был интересным и понятным! К тому же, у тебя есть свой стиль!

Я собирался ему ответить, но вдруг к нам подошел низкий седой престарелый мужчина. У него были крупные мешки под голубыми глазами, красный, как редиска, нос и длинный рот, а около него – огромная волосатая бородавка. На старике был дешевый пиджак, цвет которого напомнил мне болото. Брюки велики и ремня едва хватало, чтобы удержать их на раздутом животе.

– Добро пожаловать. – Он грациозно подал мне свою влажную, толстую руку. – Меня зовут Григорий Александрович.

– Очень приятно. – Сказал я, тряся его десницу. – Я Адам.

– Вы чеченец? – Удивился он, а затем закрепил. – Не похожи.

– С чего вы взяли, что я чеченец?

– Ваше имя… – Медленно проговорил он, вглядываясь мне в глаза, как истинный сыщик. – Адам. У чеченцев такое частенько встречается.

Я искоса посмотрел на Софью, как бы, безмолвно, спрашивая: «Что он несет?»

– Это интернациональное имя. – Объяснил я.

– Ну, это смотря с какой стороны посмотреть. – Он облизнул свои длинные губы, сглотнул и продолжил. – Вы живете в России. Это имя чаще всего встречается в Америке, ну, и в других странах. А тут обычно у чеченцев. Все просто.

Я замолчал. Ненавижу стереотипы, но еще больше я не люблю стариков в болотных костюмах, которые любят умничать и корчить из себя детективов.

– Ну, так? – Спросил он, когда устал терпеть мое молчание.

– Меня назвали в честь первого человека на Земле, вот и все.

– А фамилия, у вас какая? – Продолжал он допрос.

Я устало вздохнул. Нужно было показать ему, что меньше всего на свете я хочу говорить с ним о своем происхождении. У меня были догадки – если я назову ему свою фамилию, то у него появится еще больше вопросов. Но я все же сказал:

– Кноспе.

– Интересно! – Возгласил он.

– Оно еврейское. – Сказал я, понимая, что сейчас он спросит о моей национальности. – Мой дед был наполовину евреем.

– Понятно. Но вы сам не будете считаться евреем, потому что еврейство передается через женщин, а не через мужчин. – Его длинный рот растянулся в пошлой улыбке, а затем он прохрипел. – Ну что ж, удачи вам сегодня в нашем мероприятии!

Я некоторое время помолчал. Этот Григорий Александрович был из тех, кто, сидя в свинарнике, воображает из себя великого и могучего деятеля всея Руси. Он действительно серьезно относился к этому конкурсу. А я сразу понял, что к чему. Какая-то берлога, набитая стариками, рыхлая куча стружек, которые служат для них сценой, а на ней величественно стоит кривая пыльная кафедра. Высший сорт. Высшее общество. Ладно.

– Где нам сесть? – Спросил я, наконец.

– Для начала вы должны взять альманах, чтобы ознакомиться с конкурентами.

– Это еще что? – Сморщил я лицо.

– Что это? – Оскорбился он. – Это сборник рассказов. Там и вы есть, между прочим.

– Ну, а где мы можем их взять? – Спросила Софья.

Григорий Александрович поднял палец вверх, повернул массивную голову к разноликой орде стариков и проорал:

– Лидия Петровна!

Из толпы выскочила высокая худая женщина. Она была в красном, плотно облегающем платье, а на шее красовалось ожерелье из черного жемчуга. Я медленно спустил свой взгляд на ее ноги. На них были желтые пестрые туфли на высоком каблуке. Ну и ну. Не нужно быть Коко Шанель, чтобы понять – это полная безвкусица. Но, несмотря на это, выглядела она неплохо. По крайней мере, выделялась из этой мрачной толпы.