Геннадий Логинов - Ora et labora. Повесть о послушнике Иакове, Святой Инквизиции и таинственных кругах на полях

Так или иначе, даже непредсказуемая бурная река движется в рамках какого-либо определённого русла: жизнь хоть и была нелёгкой, но становилась вполне сносной и привычной. Хотя, возможно, даже в ней были свои радости – всё, как известно, познаётся в сравнении. Иаков осознал это лишь в годовщину своего девятнадцатого дня рождения, когда произошёл случай, навсегда изменивший его жизнь…

Всё начиналось буднично и непримечательно. Люди вообще склонны сгущать краски, в то время как мир – таков, какой он есть, и никакой другой; для него нет разницы между дождём, ветром или чудом; ведь чудеса, в действительности, нисколько не противоречат законам природы, а, как полагал в своё время Августин Блаженный, противоречат лишь нашим представлениям о законах природы.

Жизнь не всегда меняется в лучшую и худшую сторону одним резким и ярким событием: судьба есть последствия сделанного выбора, и один выбор мы совершаем необратимо и единожды, в то время как другой – ежедневно, ежечасно или даже ежеминутно, но ни один не остаётся незамеченным.

Любое событие завтра является последствием дел, имевших место сегодня, случившееся сегодня – результат тех или иных событий, происходивших вчера, а события, которые произошли вчера, были следствием из случившихся ранее, и так далее. Яркое и значимое явление всегда основано на череде малых, кажущихся нам незначительными.

В этот заурядный день Иаков, как обычно, исполнял возложенные на него послушания, старательно подметая помещения монастыря. И пусть его бренное тело по-прежнему пребывало здесь, но мысли устремлялись куда—то вдаль, и это было единственным доступным для него бегством.

Во дворе кукарекали первые петухи, ржавое раннее небо проглядывало над кронами деревьев за решётчатыми окнами, когда размеренный ход мыслей юноши был прерван резким ударом медного кольца монастырских ворот.

Растерявшись от мысли, что кто-то не спит в такой час, послушник прервал свой труд и направился к створкам дубовых ворот, обитых позеленевшими от времени медными листами.

Удар повторился. Маленькое окошечко распахнулось, и Иаков увидел лицо мужчины: уже не молодое, но ещё и не старое, с резкими чертами и взглядом, каким волк наблюдает со стороны, – без угрозы или опаски, а просто изучая то, что представляет интерес.

– Мне нужно как можно скорее увидеть вашего настоятеля, – вместо приветствия, с причудливым говором, бросил незнакомец, не уделяя парню особого внимания.

– Так ведь рано ещё, почти все спят. Утренняя служба будет нескоро, – присматриваясь к человеку, ответил Иаков. На вид незнакомец был простолюдином, по запаху – тоже, однако что-то неуловимо выдавало в нём то, что он не так прост, как кажется на первый взгляд.

– Я второй раз повторять не намерен. У меня важное дело, ступай и разбуди этого старого пердуна. Да поторапливайся! Я проскакал кучу миль, дня два уже в пути, нормально не ел и не спал! – встретив не столько встревоженный, сколько обескураженный взгляд молодого человека, незнакомец чертыхнулся и, засунув руку в портупейную сумку, вскоре протянул свиток, запечатанный сургучом. – Я действую от имени Святого Престола, все монастыри обязаны обеспечивать мне бесплатный постой и оказывать содействие в работе. Можешь сам убедиться… Если ты, конечно, умеешь читать.

Последнее было добавлено уже с явной издёвкой.

– Умею, – этот человек определённо не нравился Иакову, однако молодому послушнику хватало мудрости не судить о нём в целом по первому впечатлению. – Хорошо, я сейчас передам, ждите тут.

– Конечно, – сразу же потеряв к юноше всякий интерес, незнакомец начал выжидающе осматриваться.

На гонца или, тем более, папского легата, да и вообще на человека, имевшего какое—либо пусть даже косвенное отношение к духовенству, он, точно, не походил.

Но какие такие особые санкции мог иметь этот грубый человек, помянувший Врага Рода Человеческого у ворот священной обители? В чём заключалась его «работа»? Что он потерял в этой тихой и мирной дыре?

Всё это оставалось для Иакова загадкой. Впрочем, ломать над этим голову в ближайшее время предстояло ещё и отцу—настоятелю…

– Проклятье! – с негодованием царапнув гусиным пером лист бумаги, седой как лунь секретарь поморщился. – Снова чернила закончились. Нужно будет сказать в канцелярии, чтобы не скупились. Пока прошу меня извинить, пошлю человека, подождём малость и продолжим.

– Ну что же, – разведя руки, вздохнул отец—экзекутор. – Суета сует…