Антон Моногаров - Сны о чём-то большем. Сборник рассказов

Жить мне осталось полчаса, максимум. Коридор становится все уже. Рваная рана болит, но внутренние органы вроде не задеты. Идиот, вспомни курсы анатомии. Скорее всего, прострелена печень. Это я потихоньку осознавал, когда уже захлопнул дверь номера и немного оправился от шока. Возможно, я ее убил. Никогда не бил девушку. Особенно такую. Но когда маленький револьвер, приставленный к моему животу издает щелчок и разрывает живот в клочья, превращая печень в кашу, становится не до её красоты. Прекрасное, словно у Грейс Келли, лицо не выражало никаких эмоций, элегантная прическа потеряла свою форму и превратилась в огненно-рыжую копну волос, как у старой детской куклы из фарфора. Только когда я вошел в нее, она закатила глаза и тихонько вздохнула. Мы даже не стали раздеваться, её зеленое коктейльное платье, идеально подходящее к глазам, помялось и стало выглядеть неопрятно. Под стать номеру отеля. Солнечный свет пробивался через пыльные жалюзи, деревянная мебель облезла, кровать словна была взята из тюрьмы, настолько она отвратительна. Тусклый свет ламп худо-бедно осветил комнату до приемлемого уровня. Я полез к ней целоваться спустя всего пару минут, как мы сели на диван продолжить наш разговор. Никакого сопротивления, равно как и ответного влечения я не почувствовал. Полнейшая апатия, будто ей все равно. В душ она со мной тоже не пошла. Я старался побрить свою рыжую щетину, пытаясь унять дрожь в руках и не порезаться. Наконец, я закончил. Посмотрел на себя самого. Рыжие короткие волосы, одна скула раздроблена, из-за чего лицо стало терять былую красоту. Как же она на меня похожа. Особенно улыбкой до ушей. Это заводило меня еще больше. Одежду я оставил на полу ванной комнаты. Дешевый костюм, который старался выглядеть дороже, чем есть на самом деле. В какой-то мере, мой идеальный спутник. Но её не обманешь. Она знала, что у меня за душой ни гроша. Потому мы с ней и встретились. Все эти путешествия и веселья порядком истощили мой бюджет. Мы практически не говорили, пока шли по коридору. Я наблюдал за её виляющей классной задницей. В этом плане она была похожа на свою мать, которую я когда-то неплохо знал, а ноги, к сожалению, оставляли желать лучшего – толстые лодыжки и легкая кривоватость портили все впечатление. Когда мы брали номер, хостес радостно, но дежурно промолвила:

– Так приятно видеть воссоединение семьи.

– Мы не семья. – холодно отрезала моя спутница.

Скривив лицо, да отдала ключ. В кафе у всех был примерно тот же вид. Все глазели на нас так, будто мы некая экзотика. Я старался уговорить ее дать мне денег. Брал её за руки, целовал, говорил много слов, как оказалось, не в попад и не про то. Её лицо выражало замешательство, смешанное с презрением и радостью, что от нее зависит человек. Она хохотала над моими комплиментами, разбивала в пух и прах. все мои аргументы. Пока я думал, доставать козырь из рукава или нет, она размешивать сахар в своем американо. Она явно считала себя победителем. Ее надменный взгляд пробирал меня насквозь.

– Ты закончил? А то у меня не так много времени.

– Документы и фотографии.

Казалось, она уронит чашку. Шантаж не слишком честный, зато действенный способ добиться своего. Она внимательно выслушала меня и мои условия. Они были простыми – сто тысяч и одна ночь.

– Я не буду спать с тобой, ублюдок.

Я взял её за руку, та старалась убрать их. Я видел, что она сейчас заплачет. Возможно, это неправильно. Но мне было уже все равно. Надо урвать куш.

– Я все понимаю, зайка. Но это лишь одна ночь и все. А так, эти документы увидят свет. Её трясло. Как забавно, ведь каких-то полчаса назад она была совсем другой. Я стоял на пересечении двух улиц, затягиваясь дешевыми сигаретами. Легкий флёр парфюма с нотками персика проник к моему носу через стену табачной вони. Легкий, завлекающий, интригующий. Я мгновенно влюбился и запомнил его на остаток жизни. Зеленое коктейльное платье, туфли, цвета «Тиффани» и улыбка до ушей. Счастливая, до поры. Она надеялась на восстановление, новую страницу. Когда я ее увидел, то единственное, что мог сказать:

– Привет, доченька.

Вздохнув, она в последний раз ответила мне взаимностью, со словами:

– Здравствуй, папа.

В комнате с белыми стенами слишком светло. Несмотря на приличную мебель, красивый стол, мягкую кровать, А не чувствовала себя комфортно. Она вообще забыла значение этого слово, так давно та находится в напряжении. Единственное время, когда она могла более-менее расслабиться, это прогулка с парочкой друзей и рисуя очередную картину. И если первое начало приносить радость не так давно, то рисование давно стало для нее единственной отдушиной в мире религиозной деспотии родного брата. А перерисовывает какую-то рокершу с обложки книги, про панк-рок. Она скрыла эту книгу так глубоко и тщательно, что сама еле нашла. Ведь рок и подобная музыка для её брата, главы семьи, харам. В принципе, как и любая литература, кроме Корана, любая музыка и общение с кем-то, кроме членов семьи. Харам окружал всю её жизнь. Дабы не сойти с ума, А начала рисовать все больше и больше. После, поступив в университет, она узнала одну милую парочку, которую её брат точно назвал бы отвратительной. Но ей они таковыми не казались. Милые, умные, образованные, не сдерживаемые рамками религии. Нет, не атеисты, просто способные думать, говорить, размышлять. Дома такое не приветствовалось. Говорить о подобном А боялась, ведь все могло очень быстро закончится. В душе она понимала, что брат волнуется за нее и, по своему, любит её. Однако такая любовь заставляла А испытывать отвращение как к нему, так и к религии. Все чаще она думала о том, как не сгинуть здесь, сойдя с ума в этом Аду. Ей все же помогала та парочка. Особенно парень, постоянно поддерживая ее, вселяя надежду и оптимизм. Именно он сказал ей развивать свое хобби. «Авось, выйдет что-то. Не может же хотя бы это быть харамом». И та стала рисовать больше. Лучше. Надеясь, что все таки вырвется.