Андрей Голышков - Клинки Керитона (Свитки Тэйда и Левиора). Дорога на Эрфилар

– Туда! – глаза слезились, от едкой гари саднило горло, сознание помутилось.

Часть стены обрушилась, каменные глыбы свалили Силану на пол.

Мир под ней провалился.

…В забытьи она находилась совсем не долго. Когда очнулась, ещё не понимая толком, что с ней произошло, скорее, инстинктивно, попыталась нашарить руками корзину. Гормуха рядом не было. Киния, хвала Первым, была цела, она вывалилась из корзины и лежала рядом молча, хлопая ресницами, смотрела на мать. Нестерпимая боль пронзала всё тело Силаны, точнее верхнюю его часть. Ног, как впрочем, и всего находившегося ниже поясницы она не чувствовала.

«Что ты наделал, Маан?! Тэннар Великий, спаси мою крошку, молю!»

Собрав последние силы, она толкнула свёрток с Кинией в тёмный проем туннеля. И тут же сверху её накрыло лавиной камня, горевшего дерева и пыли…

Н.Д. Начало осени. 1164 год от рождения пророка Аравы

Кетария. о. Ойхорот

Осторожно ступая по крутому каменистому склону, Тэйд спускался к дороге. Он ещё не видел её, но знал, что, как только минет нагромождение валунов, она появится, вынырнет, как всегда неожиданно, из тумана. Он уже начал различать её очертания, вернее очертания обрамлявших дорогу деревьев, но ещё раньше услышал мерный цокот копыт и печальный скрип колес. Туман, окутывавший низину, развеялся, и неожиданно из-за поворота прямо на Тэйда выкатила повозка: вначале неясный, похожий на тень силуэт, который по мере приближения обретал цвет, форму и детали.

Юноша стоял, укрытый пышным кустом куманики, и смотрел на повозку и на старичка-онталара, привалившегося спиной к мешкам. Смотрел до тех пор пока не убедился, что вот сейчас старик проедет мимо. И лишь тогда решился, сделал глубокий вдох и вышел на дорогу.

Но как он до этого ни старался скрыть своё присутствие, живенький старичок опередил его:

– Добрый день, – весело произнёс он. – Здоровья и блага тебе, сынок. Куда путь держишь?

Старик натянул вожжи. Гнедая недовольно фыркнула, повозка, качнув бортами, остановилась.

Голову незнакомца украшала широкополая шляпа с клиновидным вырезом под трубку, из-под которой обрамлённые соломой седых волос на Тэйда взирали шустрые серые глазки. Тяжёлый, немного завалившийся вправо нос красовался парой мохнатых бородавок, а рыхлая, землистая с зеленцой кожа и изящные, в четыре фаланги пальцы, лишённые какого-либо намёка на ногти, не оставили Тэйду сомнений, что перед ним находился не кто иной, как представитель древнего народа онталар.

Тэйд сдержанно улыбнулся в ответ:

– Здоровья и блага, уважаемый. В Два Пня я иду.

Старик посмотрел на него с интересом и указал чубуком курившейся сизым дымком трубки на горы:

– Какие-то, сынок, странные ты дороги выбираешь. Перевалом Трёхпалого шёл? И что же, не испугался?

– Не испугался. А есть чего? – смутился Тэйд.

– Он ещё спрашивает. Голову открутить тому, кто тебе эту дорогу показал. Поди, не поведал, что за твари у Трёхпалого водятся?

– Нет, а что за твари, уважаемый?

Прежде чем ответить, старик с опаской огляделся по сторонам.

– Цоррб здоровенный по горам бродит, злющий. Залезай в телегу, сынок, поедем отсюда… Меня Хабуа зовут, – назвался он и, видя, что юноша не спешит ответно представляться, съязвил: – Коли тоже имя своё сказать захочешь, не стесняйся, у нас на Ойхороте за это не бьют.

– Тэйд са Раву, – спохватился юноша, забрасывая суму в повозку.

– Расскажи, что ли, откуда едешь? Хотя, нет, погоди, я сам угадаю… В столице учишься?

Тэйд покачал головой и хотел было ответить, но Хабуа не останавливался:

– Раз не в Сулузе, тогда, значится, в Крионто.

– Ага.

– А к нам зачем приехал?

Тэйд поёрзал, устраиваясь поудобнее средь мешков с мукой.

– Я в Двух Пнях с другом должен встретиться.

Он продолжал крутиться, никак не находя удобного положения: попробовал опереться о борт, но повозку тряхнуло, рука соскользнула, и он, ударившись о поперечину боком, мгновенно ощутил привычную уже за многие годы боль в груди. Поморщился и, сделав вид, что хочет почесать лоб, прикрыл гримасу боли ладонью.