Татьяна Косенко - По ту сторону вечности

Скоро меня казнят. Бунтарь есть бунтарь: нарушает порядок и терпит наказание. Черт меня дернул спорить с дебоширом! Кто ждал, что этот святоша напишет кляузу?

Благо я оставил несколько записок в потайном месте. Кто-то их найдет, я знаю. Поймет – я чувствую. И пусть тогда назовется обычным книжником и не лезет на рожон, как я…»

И. Е. Репин – «Отказ от исповеди»

Таковы были мысли Неладова, заключенного скомороха. Шутил удачно и, бывало, по-настоящему беззаботно – тогда гаер мог почувствовать себя настоящим. В остальное время он, закованный в маску, играл свою роль, этим и зарабатывал на кровные. Правда, наступает время, когда хлеба становится мало: однажды Неладов встретил батюшку с девицей легкого поведения, об этом сочинил анекдот на исповеди. Шутка оказалась недостаточно смешной.

…Вот и все, что осталось у арестанта: темное помещение и чашка мерзлой воды. Словно в насмешку, поодаль лежал кусок черствого хлеба. Сквозил холод, а там, на улице, хлестал ливень, точно заранее отпевал узника; он же проводит до эшафота. Тусклый свет разливался по камере, освещая засечки на стенах – должно быть, они сделаны прежними заключенными. В рисунке угадывались черты уставшего, некогда прекрасного человека. Чистый лик утратил мягкие черты и даже отталкивал – впрочем, Неладов не придавал этому значения. Скрестив руки, он смотрел на небо, свободное небо. На пепельном полотне художник провел широкую алую линию – близился рассвет, а вместе с ним и скорая гибель. Как в далекой юности, узник теперь снова мечтал о крыльях, так что ж – кандалы приковали к земле.

– Дело не в цепях. Может, вы сейчас даже и свободнее, чем раньше – маска вам не к лицу.

Стальной голос отвлек Неладова. Казалось, что он говорил где-то рядом, успокаивая и ободряя. В комнате никого не было, разве что сам Неладов и портрет из насечек. Арестант списал эту странность на обычный мандраж.

– Да, я тоже люблю шутить, особенно над теми, кто пытается обмануть себя. Впрочем, оставлю тебя – я ведь такой же. Стоит мне поставить человека перед зазорным фактом (конечно, о самом себе!), так тот пытается крепче зажмурить глаза. Да, чего не вытворяют люди, лишь бы прикрыть свою наготу – духовную, разумеется. Может, им стыдно? Гораздо проще разорвать тех, кто стоит поперек горла, верно?

Из темноты послышались чеканные шаги. К Неладову вышел статный мужчина, напоминавший фигуру на стене. Учтиво протянув крепкую руку, незнакомец поспешил представится:

– В простонародии – Шипов.

Заключенный исподлобья разглядывал своего товарища по несчастью. Вряд ли тот являлся знатным человеком, но взгляд Шипова – зеркало, отражавшее помыслы всякого, кто смотрел в его глаза. А Неладов все вглядывался, пытаясь найти ответ на свои вопросы, как тот путник в поиске родниковой воды. Ее пьют не ради потехи.

– Очень приятно, – тяжело произнес осужденный. – Вас тоже казнят?

– Не знаю, – пожал плечами собеседник. Никому до меня нет дела. А мне, наоборот, нравится наблюдать за здешними событиями. Незадолго до вас отсюда вышел отпетый душегуб… Да, мой друг, – тот похлопал узника по плечу, – ищущий человек пугает сильнее, чем всякий бунтарь или головорез. Убийца страшен тем, что может лишить жизни, неважно как – медленно или мучительно, а бунтарь – изменить устои, не затрагивая в корне сознание отдельного человека. При всей видимости власти над умами он не уничтожает старое, а только прячет его, бросает на него тень и не более того. Отсюда и мнение, что новое – как следует забытое старое, – вздохнул Шипов, вытирая рукой мокрый от пота лоб. – В общем, простому мыслителю приходится несладко. Разве Вы считаете, что общественность потерпит обесценивания тех основ, на которых она взращена? Например, принципа черного и белого, четкого разделения на тень и свет? Если я скажу, что в мире существует множество промежуточных оттенков и даже сам белый – просто сумма цветов, то в лучшем случае люди будут думать, что я веду речь о науке! Не замечая очевидного… – на этих словах он остановился, словно обдумывая сказанное и, слегка прихрамывая, подошел к окну. Нежно-карминовые лучи солнца окропляли ладони и медные волосы собеседника, неряшливо сбившихся в кудри. Прохладный ветер слегка касался его щек, но смутный образ оставался равнодушен: слабая улыбка выдавала спокойствие и отрешенность от действительности.