Евгений Вермут - Когда рядом никого… Я бы им сказал!

Она давно мне нравилась, но я и думать не смел о какой бы то ни было близости с этим юным созданием. У нее не только была очень красивая фигура. У нее к тому же был очень добрый характер. Готовность всегда поговорить, понять тебя. Она приглашала меня несколько раз на кофе. Мы говорили с ней на разные темы, бывало, довольно откровенные. Я как-то спросил, как она относится к тому, когда женщина младше мужчины лет на двадцать, причем, женатого мужчины. То, что она ответила, меня слегка шокировало, но и немного обрадовало: – Ну и что. Главное, чтобы жена не знала. Она произнесла это таким простым обыденным тоном, словно это было в порядке вещей.

Они с мужем снимали квартиру – довольно дорогое удовольствие. Муж работал таксистом, уезжал рано утром и возвращался только в два-три часа ночи. Не знаю, может, ей просто не хватало мужской ласки. Мне хотелось верить в другое, более светлое чувство, о котором мечтает, я думаю, каждый мужчина в моем возрасте – еще раз пережить, переболеть, перестрадать то, ради чего, казалось бы, мы и родились на этой земле.

Я все же ушел. Деньги, наконец-то, нашлись. А я действительно очень торопился – надо было помочь другу-инвалиду в одном деле. Как мне не хотелось уходить, но и остаться я боялся, хоть и мечтал об этом.

Семья – есть семья. Тем более молодая. Разрушить ее означало бы нанести непоправимый вред всем ее членам. Я хорошо это понимал и решил ничего не предпринимать. Все было, как и раньше: « – Здравствуй», « – Здрасьте», « – Погода хорошая», « – Все дорого»… и т. д. Думал, что привыкну, выдержу.

Не выдержал.

Незадолго до ее отъезда я завалился к ней пьяный и потребовал кофе. Она не прогнала меня. Молча, проводила на кухню, вскипятила воду, сделала кофе, присела в сторонке так же, молча, поджав губы, переминая пальцы… Она была РАЗОЧАРОВАНА! К своему ужасу, я заметил это и моментально протрезвел. Быстро допил кофе, извинился и ушел. Нет, не ушел, а сбежал. Как же мне было стыдно! Как мне было стыдно потом! Каким же я выглядел идиотом тогда. После этого случая я больше не мог смотреть ей в глаза. Стал избегать. И вот, она уезжает…

Стояли солнечные майские дни. Хотелось жить. Мне было 51, ей 26… Я не сказал ей «Прощай». Я сказал «До свидания». Она часто заморгала и побежала вниз.

Больше я ее не видел.

Примерно лет двенадцать назад я был еще достаточно наивным человеком для того, чтобы ездить по редакциям различных изданий в надежде напечатать хоть что-нибудь из своих, естественно, «гениальных творений». Как и всякого, уважающего себя, поэта (а поэта, презирающего себя, как ПОЭТА, в природе не существует за редким исключением), меня глубоко оскорблял тот факт, что мои стихи совершенно никого не интересуют. Поэтому, после очередного похода в очередную редакцию, я каждый раз успокаивал себя тем, что этой газете (журналу) больше не светит опубликовать когда-нибудь хоть одно из моих замечательных стихотворений. В эти минуты я мысленно представлял себя будущей знаменитостью, отбивающейся от толпы издателей, во что бы то ни стало желающих первыми напечатать мое последнее бессмертное произведение. Месть моя была ужасна, но я был непреклонен. Один за другим редакторы, красные и злые от досады, уходили прочь после того, как я доставал из ящика письменного стола папку с длинным «черным» списком всех отказавших мне когда-либо изданий с указанием не только года, но даже месяца и числа. Правда, пока я добирался домой, то уже обдумывал куда бы поехать на следующий день. Но и все последующие дни приносили мне все то же разочарование. После каждой такой поездки у меня надолго портилось настроение, которое я поднимал только одним, известным каждому мужику, способом. А что еще было делать. Просвета никакого, денег на собственную книгу у меня не было и не ожидалось, богатых родственников тоже. Спонсоров искать так же было бессмысленно. Нет, чтобы меня совсем не печатали, я бы не сказал. Время от времени то тут, то там появлялись мои стихи, но в этом была «вина» одной из литературных студий (Свiтанак), которую я посещал, а точнее, ее руководителя, женщины, инвалида-колясочника, страдающей ДЦП. Не знаю, она или ее мама (спасибо обеим) обзванивали эти редакции, но публикации были, пусть и не частые, зато довольно постоянные.