Николай Гарин-Михайловский - Орхидея

Босницкий.Она счастлива… Я утешаю себя только тем, что она была так же счастлива, когда в свое время…

Рославлева (с наслаждением смеется, смотрит, не сводя глаз, с той же злой интонацией). Утешайтесь, утешайтесь…

Босницкий.Жестокая… И, главное, бесполезная жестокость: кто вас познакомил с Беклемишевым? Мог бы и не знакомить, если бы смотрел глазами остальных…

Рославлева.Ну, конечно! Вы самый умный человек, и остальные… Гм… гм… кхе… кхе… кхе…

Босницкий.Женская благодарность… Послушайте, Наталья Алексеевна, серьезно: это нехорошо… Ведь и мы, мужчины, умеем мстить…

Рославлева (протягивает ему руку, смущенно). Ну, мир… Позвоните.

Босницкий (звонит). Ну-с, что ж вам еще сказать? Да… Зорин приедет благодарить вас… Князь внизу с маркером на биллиарде… Ну, а теперь я бегу?

Рославлева.Нет, оставайтесь… Помогите мне с Зориным… Я боюсь, – что я с ним буду говорить?

Босницкий.Во имя чего оставаться? Вы все-таки должны помнить, что если я слишком самолюбив, чтобы насильственно занимать чужое место, то тем менее желаю быть в роли зрителя…

Рославлева.Владислав Игнатьевич!

Босницкий.Вы, кажется, серьезно хотите играть в любовь? Оставьте: поверьте, ничего интересного нет. Какая там любовь, герой, когда вся стихия современного человечества – ложь, ложь русская, французская, китайская, – какое геройство во лжи? А бросьте вы эту ложь, и вы уже на дне; поверьте, в том искусство, тот только приспособлен, кто умеет скользить по жизни, не обманываясь ее глубинами. Там в глубинах дно, а на дне ил и зеленые раки.

Рославлева (с веселым ужасом зажимает уши). Я уже вижу это дно: боюсь!

Босницкий (нежно). И оставьте его ракам. (Понижая голос.) Вспомните лучше невыполненный долг старому, всегда преданному другу за юбилей, за знакомство с литераторами. (Целует ее.)

Рославлева (растерянно). Ну, хорошо, хорошо, довольно.

Лакей входит.

Рославлева (лакею). Убирайте.

Босницкий (смотрит озабоченно на часы, пожимает плечами). Хорошо… В таком случае я… тут в ресторане один мой знакомый… я сейчас его спроважу и приду. (Идет к двери.)

Рославлева (провожая его, уходит за ним, слегка бьет рукой об руку, растерянно). М-м-м…

Лакей убирает со стола.Уносит прибор.

Рославлева и князь входят.

Рославлева (быстро идя вперед, расстроенная, горячо, раздраженно). Ну, а я вам говорю, что не желаю, не желаю и не желаю…

Князь (идет за ней, говорит неприятным, наставительным тоном). Не понимаю… В таком случае через год вас понесут уже на кладбище.

Рославлева.Ну, и отлично.

Князь.И это все-таки будет еще лучше, а может быть и хуже.

Рославлева.То есть что?

Князь.Сами знаете: пьете – всякого пьяницу за пояс заткнете, все ночи в оргиях, меняете любовников…

Рославлева.Да вы с ума сошли! Вы не смеете!

Князь.Нет, смею и буду говорить.

Рославлева.А я вас выгоню!

Князь (грубо). Не уйду.

Рославлева.Что?!

Князь.Вот и что.

Рославлева (останавливается перед камином, с отчаянием). Господи! что же это?!

Князь (порывисто). Наташа! Мы с тобой совсем сумасшедшие люди.

Рославлева.Господи, да когда же конец этому?! Я вас слушать не могу. Я ведь всегда, всегда вам прямо говорила, что ненавижу, презираю вас.

Князь.И тогда ненавидела?

Рославлева (устало). Вы знаете очень хорошо, что я ничего не помнила.

Князь (страстно). Вы лжете, – вовсе не так уж пьяны были… После того еще бутылку выпили… Наташа, пожалей же… Ведь ты же знаешь, как я люблю тебя…

Рославлева.Да не смейте же говорить мне «ты».

Князь (не слушая). Я ведь погиб, погиб, – спаси меня, Наташа! (Вынимает платок, плачет.)

Рославлева.Это мужчина?!

Князь (угрюмо). Не бойся – мужчина! Надо будет – и глотку сумеем перерезать. Наташа, ведь ты же гибнешь… Ведь и я с тобой пропаду… Я не могу никому тебя уступить… Я убью, зарежу… Уедем отсюда, уедем за границу.

Рославлева.С вами? Слушать ваши сальные анекдоты? Наслушалась!