– Почти всегда?
– Всю неделю он был по-прежнему собой, но при этом начал что-то скрывать. Сегодня я спросил у него, почему на его руках синяки.
От слов учителя у меня обрывается сердце, в остальном я весь каменею, насколько это возможно. Мне не хочется слышать ответ сына, зная – в любом случае мне будет стыдно.
– Степа сказал, что упал на конструктор. И все. – Добавляет учитель, и я ему верю. Я верю в то, что он меня не проверяет, а действительно не знает всех деталей этого конструктора из проблем. Их надо сломать, как Степин замок. Мой сын, который продолжает любить меня и защищать даже после ссор, заслуживает лучшей семьи.
Я во всем сознаюсь сам.
– Да. Это я его толкнул. Он на меня набросился, потому что я стал орать из-за дневника, и не заметил, как дошел до крайности, до личностей. Причем оскорбил не Степу, а его подружку. Не знаю, зачем. – Это ложь, все я знаю. Потому что вот это самое больное место в теле человека – другой человек, который полностью заполняет его изнутри.
Самое уязвимое сердце – любящее.
– Вы говорите о Лали Бабенко. – Определяет Дмитрий Валерьевич. – Я видел, как Степа рисовал ее сегодня на уроке в тетради. Хотел сделать замечание, но меня словно тормознуло. Видимо то, что у него получается…
– Прекрасно, наверное. Он посещал дополнительные занятия по рисованию.
– Точно. А еще я… вчера увидел из окна, как они целовались.
– В губы? – я поднимаюсь над землей вместе с мотоциклом. – Степа и Лали?
– Да. Почти как взрослые, а им всего девять. Но поскольку мальчик у вас умный, лично я спокоен за них. Любовь это хорошо. Во всех возрастах.
Этот парень говорит тихим, размеренным голосом психолога, который хочет меня успокоить и заставить отнестись к ситуации правильно, судя по одному только жесту его развернутой ладони. Он как бы говорит мне: тише, дружище, тише.
Но я не могу радоваться тихо.
– Чувак! – я рад в такой степени, что чуть не наворачиваюсь со своего железного коня, и Дмитрий Валерьевич не понимает, почему. – А уж я-то как спокоен! Какое счастье! Какое счастье, что мой сын рисует и целует Лали! А не Ярослава или Дэна! – добавляю я, и мой ответ снимает с учителя спокойное лицо. Он даже икать начинает, но счастье переполняет меня доверху, так что я не нахожу слов рассказать о своем сне, или хоть как-то объяснить бурную реакцию, да и какая разница? Какая разница, если этот кошмар остался позади?
– Понимаете. Насилие в семье к миру не приведет. – Говорит учитель, стирая последнюю тему разговора, словно мел с доски. И начинает перечислять факты. – Да, Степа получил замечания. Да, он заслужил эти замечая, он попридуривался и хорошо меня вывел, но он делает это, потому что ему мало одного только лидерства в кругу друзей. Он пытается заставить вас зашевелиться и почувствовать, что он главный человек в вашей жизни. Он уже умный, но еще маленький, и ему нужен отец. Лучший друг в теле отца.
Ах, вот каков состав преступления.
Меня бесит, что все это звучит так, будто одного меня обвиняют. Мне так и хочется выдвинуть протест, кинуть в него презрительное: послушай, парень . Но я упускаю этот нюанс в разговоре, отделив кусок вины и для него, пусть угощается.
– Как, по-вашему, сохранить дружеские отношения, увидев дневник после вашего письма? «Пятерку» можно рассматривать под микроскопом, а зато «два» и «аморальное поведение» орут на полстраницы. – Говорю я и резко сворачиваю на безопасную тему, чтобы он не успел мне возразить. – Сколько минут до конца урока?
– Мой класс уже ушел. – Чуть скукожившись, как старый лепесток, бурчит учитель.
– Они ушли? Но до меня дошли сведения о пяти уроках! Степа нам с папой соврал, чтобы не столкнуться со мной? Опять не захотел меня видеть. Он меня стесняется. Я не похож на отца, скорее на старшего брата, не очень воспитанного.
– Думаю, вы не услышите ничего нового, если я скажу, что наши дети нас любят не за внешность. И…
– Какая разница. – Мне кажется, я перебиваю учителя на важном моменте, но меня ничего не останавливает. Я сам себе задаю вопросы и сам отвечаю на них. – Что бы я ни надел, татуировок меньше не станет. А шрамов в душе и того больше. – Выходит, я никакой не железный. Я настолько же сделан из металла, как цемент состоит из шоколада. – Сидя в тату-салоне, никогда бы не подумал, что делаю непоправимое, что мне это сможет помешать хоть в чем-то, если не в работе, так в отношениях с сыном. Я не знал, что так далеко зайду в карьере, но зашел. Не знал, что у меня будет сын, но у меня есть сын. Он целует меня ночью, когда думает, что я сплю, а я не являюсь для него примером. Когда у меня девушка в школе погибла, я делал все, чтобы не сойти с ума. Я забыл, что чего-то стою. Я пробовал себя во всем новом, менял интересы и имидж, я даже пробовал наркотики. Слава богу, все кончилось. Ну, почти все.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу