Фридрих Дюрренматт: Визит старой дамы

Бургомистр(помечая в блокноте) . Прекрасно! Успехи по ботанике и зоологии. Прекрасно!

Илл. Тут я могу быть вам полезен. Клара всегда стояла за справедливость. До конца. Как-то раз полиция схватила одного оборванца, и Клара стала кидать в полицейских камнями.

Бургомистр. Ага, жажда справедливости. Неплохо. Это производит впечатление. Но историю с полицейскими лучше не вспоминать.

Илл. И сердце у нее было доброе. Последнюю рубашку, бывало, отдаст. Картошку крала, чтобы накормить бедную вдову.

Бургомистр. Любовь к ближнему, господа, необходимо упомянуть. Это — самое главное. А не вспомните ли вы какое-нибудь здание, которое строил ее отец? Это очень украсило бы мою речь.

Все. Кто это упомнит?

Бургомистр(пряча блокнот в карман) . Ну вот. Я, пожалуй, готов. А остальное — дело Илла.

Илл. Ясно. Мы уж постараемся, чтобы Цаханассьян растрясла тут свои миллиончики.

Бургомистр. Да, миллионы — вот то, что нам до зарезу надо.

Учитель. Одними яслями она от нас не отделается.

Бургомистр. Дорогой Илл, вы у нас в Гюллене самое популярное лицо. Весной кончается срок моего избрания, и я уже договорился с оппозицией. Вы — тот человек, кого наш город хотел бы видеть своим будущим главой, моим преемником.

Илл. Помилуйте, господин бургомистр…

Учитель. Я могу это подтвердить…

Илл. К делу, господа! Прежде всего я хочу рассказать Кларе о нашем бедственном положении.

Священник. Только поосторожнее, поделикатнее…

Илл. Надо действовать с умом, учитывать психологию. Неудачная встреча, и все пойдет насмарку. Ни духовой оркестр, ни хор не помогут!

Бургомистр. Илл прав. Все это очень важно. Госпожа Цаханассьян вступает на родную землю, так сказать, под отчий кров. Она растрогана и сквозь слезы узнает старых, верных друзей. Я, конечно, буду ее встречать не в таком затрапезном виде, а в парадном черном костюме, в цилиндре, под руку с женой, а вперед выйдут обе мои внучки в белом, с розами в руках. Боже мой, только бы нигде не заело!

Удар колокола.

Первый. Курьерский «Неистовый Роланд».

Второй. Венеция-Стокгольм. Одиннадцать двадцать семь!

Священник. Одиннадцать двадцать семь. У нас еще два часа, успеем принять праздничный вид.

Бургомистр. Транспарант «Добро пожаловать, Клара Цаханассьян» поднимут Кюн (показывает на художника) и Хаузер (показывает на четвертого) . Остальные пусть машут шляпами. Только, пожалуйста, не вопите, как в прошлом году, когда приезжала правительственная комиссия. Это ни к чему не привело: субсидии нам так и не дали. Излишний восторг неуместен — нужна глубокая, сдержанная радость, слезы умиления при виде вновь обретенной дочери Гюллена, вернувшейся под отчий кров! Будьте непосредственны, приветливы, но все должно идти по расписанию: как только кончит петь хор, ударит пожарный колокол. Прежде всего имейте в виду…

Шум приближающегося поезда заглушает слова бургомистра. Скрежет тормозов. Все потрясены.

Пятеро сидевших на скамейке вскакивают.

Художник. «Неистовый Роланд»!

Первый. Остановился!

Второй. В Гюллене!

Третий. В самом убогом…

Четвертый. В самом паршивом…

Первый. В самом жалком городишке на линии Венеция-Стокгольм…

Начальник станции. Конец света! «Неистовый Роланд» как дух возникал из-за поворота у Лейтенау и молнией скрывался в долине Пюкенрид!

Справа появляется Клара Цаханассьян, ей шестьдесят два года, у нее рыжие волосы, жемчужное ожерелье, золотые браслеты неимоверных размеров, одета невыносимо вызывающе, но именно благодаря этой экстравагантности видно, что она — светская дама. За ней движется свита: дворецкий Боби лет восьмидесяти, в черных очках, и седьмой муж — высокий, стройный, с черными усиками; он вооружен латным ассортиментом рыболовных принадлежностей. За свитой следует разъяренный начальник поезда в красной шапке, с красной сумкой.

Клара Цаханассьян. Это Гюллен?

Начальник поезда. Вы остановили поезд, сударыня!

Клара Цаханассьян. Я всегда останавливаю поезда.

Начальник поезда. Протестую! Категорически! Поезда в нашей стране не останавливают, даже когда это необходимо. Точное движение поездов — это наш принцип! Попрошу вас дать объяснения.