Иван Охлобыстин - Даун Хаус

– Хорошо, я расскажу вам безумно печальную историю о судьбе и трагедии девушки Марии, которая потрясла меня до самого основания моей души. Рядом с нашей клиникой было один банк и в нем работала кассиром Мария…

За банковской стойкой сидит Мария.

Мышкин: …И была она очень веселая…

Мария фломастером рисует на сотенных долларовых банкнотах усы президентам.

Мышкин: …И добрая…..

Мария кидает из окна банка двум бомжам пачку денег. Схватив деньги они убегают и за углом, один бомж бьет другого по голове молотком и пачку забирает себе. Счастливая Мария стоит у окна и мечтательно смотрит на тучи.

Мышкин: …И детей любила…

Мария делает из денег самолетики и кидает их из окна. Самолетики летят. Дети внизу их ловят и радуются.

Мышкин:…Но появились у Марии враги, наговорили про нее всякого владельцу банка и тот перевел ее на кухню…

Владелец банка берет Марию за ухо и оттаскивает на кухню.

Мышкин:…Кончилось все еще хуже, чем начиналось – Мария решила яички сварить и положила их в микроволновую печь. А печь стояла рядом с газовым распределителем…

Мария заполняет микроволновую печь сырыми яйцами.

Мышкин:…Короче говоря – никто не спасся…

От мощного взрыва на месте дома дымится огромная воронка.

Мышкин: …Взрывом нам забор проломило, и наших пациентов неделю по горам ловили. А один больной глазным яблоком задохнулся…

Страшное и синее от недостатка воздуха лицо психопата.

– Какая печальная история! – вздохнула Аделаида, – А еще!

– А еще я видел, как в Китае казнили одного писателя. Он потом свои ощущения в «интернете» опубликовал.

– Как же так!? – изумилась Александра, – Его же казнили!

– Первый раз его для смеху казнили, что бы он ощущениями смог поделиться с остальными китайскими писателями, а второй раз уже хлюп и все!..

Портрет китайца.

Князь выпучил глаза и высунул язык, демонстрируя до какой степени хлюп.

Портрет китайца испещряют пулевые отверстия.

– Ох Китай – это прямо дичь какая то! – поддержала Елизавета Прокофьевна, – В мою молодость цыгане на рынке продавали китайские ковры, их домой приносишь, вешаешь на стену. Днем вроде ничего, а ночью ковер зеленым начинал искриться и на нем портрет Мао Дзедуна в гробу появлялся. Такие вот традиции!

Ганя, улучив момент, склонился к уху князя и прошептал:

– Князь ты у Аглаи спроси, как она меня любит еще или нет? Только незаметно, чтобы генеральша не дозналась о наших чувствах. Я бы лучше на ней женился, а не на той… А Аглая чего-то не хочет. Сам удивляюсь.

– Нет, она за тебя не пойдет, – шепнул ему в ответ Мышкин. – Я бы тебе совсем жениться не советовал.

– Да!? – задумался Ганя и согласился. – Ну, ладно, на Аглае я жениться не буду, но тушенку не упущу. Это вы уж увольте! – и добавил громко вслух. – Все князю пора домой идти! – Ганя подхватил князя за руку и вывел из сада.

– Всего хорошего! – не без удовольствия раскланялся Мышкин с генеральшей и дочками.

Покинув дом Епанчиных, Гавриил Ардалионович, повел тихими, безлюдными улочками князя к себе.