Людмила Улицкая - Русское варенье

Гаснет свет. Константин вскакивает, срывает наушники.

КОНСТАНТИН. Гвоздец!

ВАРВАРА, МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА (хором). Константин!

КОНСТАНТИН. Опять вырубили! Все пропало! Опять!

МАРИЯ Яковлевна (щелкает несколько раз выключателем). Действительно… Выключили…

КОНСТАНТИН. Все пропало! Три часа работы!

(Уходит.)

ВАРВАРА. Сумасшедший дом. Хоть в монастырь уходи…

Вибрация отбойного молотка, на этот раз сильнее.

ВАРВАРА. Что ЭТО?

С улицы входит Андрей Иванович, медленно раздевается.

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Ты слышишь? Ты чувствуешь? Я Наталье Ивановне давно уже говорила про этот отвратительный звук! А она его не замечает… Ты помнишь, здесь раньше был военный завод. Мне кажется, они его опять открыли, но теперь под землей…

ВАРВАРА (крестится). Страна пропадает. Кто мог это предвидеть? Сто лет тому назад в наших местах была нетронутая природа, березовые леса и боры… А теперь ни одной сосны… А сады? Какие сады были! Когда прадед купил здешнюю усадьбу, здесь были сады, известные по всей России.

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Значит, не я одна, ты тоже эту вибрацию чувствуешь, а?

АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. Варя, ты бы Чехова почитала. Антон Павлович, конечно, многое насочинял, где-то очернил, где-то приукрасил, а кое-что, наоборот, возвысил до чрезвычайности, но уж что касается садов – извини… Когда Лепехин здешние земли покупал, сады уж окончательно выродились. Что же касается усадьбы, то усадьбу он как раз и не покупал. Он ее взял в приданое за своей женой, которая была этой усадьбы наследницей… Бабушка Аня… У мамы спроси, у нее все записано.

ВАРВАРА. Ой, эта старая песня…

АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. А дед твой, мой батюшка, академик Лепехин, селекционер, все хотел здешнюю породу вишни восстановить, однако не удалось…

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Вот особенно когда здесь стоишь, просто трясет и трясет…

ВАРВАРА. Не говори мне про него. Это позор. Слава Богу, у нас фамилия другая… Впору было бы менять…

АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. А вот это глупости… Родителей нельзя стыдиться. Это грех. Твой дед Иван Ермолаевич Лепехин всю жизнь трудился. Ну, с вишней у него не получилось, зато новый сорт киви вывел, и крыжовник «Заря коммунизма» очень хорош был.

ВАРВАРА. Это которого два куста за старой уборной?

АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. В свое время вся страна его сажала…

ВАРВАРА. Нуда, асам он генетиков сажал! Соседи с ним не разговаривали!

АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. Соседи! Что ты хочешь от соседей? В России соседи всегда сволочи! Кто усадьбы жег? Соседи! Кто доносы писал? Соседи! Кто полстраны посадил? Соседи!

ВАРВАРА. Неправда, дядя! Соседи – это общественное мнение! А деда – не любили, да.

АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. Да что ты так взъелась, Вава? Ты думаешь, твоего отца соседи любили? Он что, папаша твой, Николай Яковлевич Дворянкин, большой славой себя покрыл?

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Андрей Иванович! Как это вы себе позволяете такое говорить?

АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. Я только говорю, что дети должны родителей почитать. Грех родителей не почитать… Не правда ли?

ВАРВАРА. Дюдя, только ты мне про грех не говори, ладно? Что твое поколение про грех знает? Вы же поколение невинных людей: никто ни в чем не виноват! Такую страну разрушили!

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Брат Николай был кристальной чистоты человек! Настоящий коммунист! В нашей семье…

ВАРВАРА. Маканя! Помолчи, ради Бога!

АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. Мария Яковлевна, вы переходите границы… У нас в семье были крестьяне, купцы, дворяне были, но коммунистов – никак нет-с! Коммунисты – это с вашей стороны! А ты, Вавочка, напрасно так горячишься. Не надо идеализировать прошлое. И не надо идеализировать будущее.

Достает из кармана пальто бутылку водки, Мария Яковлевна замечает.

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Вы ходили в магазин!

АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. Ну, ходил!

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Так почему же вы не купили творогу для сырной пасхи?

АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. Мария Яковлевна, голубушка! Я вышел погулять перед завтраком… Пройтись… Я и не собирался в сторону магазина. Но за мной увязался Семен… (Раскупоривает бутылку, открывает дверцу буфета, она падает. Он ищет рюмку в буфете, достает, ставит дверцу на место.) И он рассказал очень интересные вещи. Оказывается, в нашем поселке за эту зиму проданы двадцать четыре дачи. И цены на наши участки падают, потому что мы стоим на какой-то красной черте. Какая-то реконструкция, перестройка и ускорение… Кстати, куда делось ускорение? Перестройка осталась, а ускорение куда-то делось… (Наливает рюмочку, выпивает.) Тогда же еще и трезвость хотели ввести… а с этим в России шутить нельзя! Впрочем, это еще при позапрошлом царе было…