Александр Островский. - Бешеные деньги

Надежда Антоновна.Что с тобой,Лидия? Что с тобой, дитя мое?

Лидия.Ради бога, maman! Подите к моему мужу, позовите его сюда, скажите, что я умираю.

Телятев.Берите моих лошадей, Надежда Антоновна, и поезжайте скорее!

Надежда Антоновна (всматривается в дочь) . Да, да, я вижу, ты в самом деле нехороша. Я сейчас еду. (Уходит.)

Входит Андрей.

Андрей.Господин Глумов.

Лидия (привстав) . Принимать его или нет? Еще муж придет или нет, неизвестно. Утопающий хватается за соломинку. (Андрею.) Проси!

Андрей уходит. Входит Глумов.

Лидия, Телятев и Глумов.

Глумов.Что с вами?

Лидия.Немного нездорова. А с вами что? Я слышала, что вы разбогатели.

Глумов.Еще нет, а надеюсь. Очень выгодную должность занял.

Телятев.И совершенно по способностям.

Глумов.Счастливый случай, больше ничего. Одна пожилая дама долго искала не то, чтоб управляющего, а как бы это назвать…

Лидия.Un secretaire intime? [14] Личный секретарь?

Глумов.Oui, madam! Ей нужно было честного человека, которому бы она могла доверить…

Телятев.И себя, и свое состояние?

Глумов.Почти так. У ней дома, имения, куча дел: где же ей управляться! С наследниками она в ссоре. Я стараюсь все обратить в капитал, на что имею полную доверенность, и пользуюсь значительными процентами за комиссию.

Телятев.Благородная, доверчивая женщина. Признайся, Глумов, ведь немного найдешь таких?

Глумов.Да, должно быть, одна только осталась; я наперечет всех знаю.

Телятев.Мы сейчас только говорили о бешеных деньгах, что они перевелись, а ты счастливей нас, ты их нашел.

Глумов.Зато как долго и прилежно я искал их.

Лидия.Значит, у вас теперь денег много?

Глумов.«Много» – ведь это понятие относительное. Для Ротшильда было бы мало, а для меня довольно.

Лидия.Дайте мне взаймы тысяч двадцать.

Глумов.Молоденьким, хорошеньким женщинам взаймы денег не дают, потому что неделикатно им напоминать, когда они забудут о долге, а взыскивать еще неделикатнее. Им или учтиво отказывают, или дарят.

Лидия.Ну, как хотите, только дайте.

Глумов.Теперь не могу, извините. Помните, вы сказали, что мне никогда вашей руки не целовать? Я злопамятен.

Лидия.Целуйте.

Глумов.Теперь уж поздно, или, лучше сказать, рано. Подождите меня год, я приеду целовать ваши ручки. Я завтра отправляюсь со своей доверительницей в Париж; она не знает счета ни на рубли, ни на франки, я буду ее кассиром. Она страдает одышкой и общим ожирением; ей и здесь-то доктора больше года жизни не дают, а в Париже с переездами на воды и с помощью усовершенствованной медицины она умрет скорее. Вы видите, что мне некогда, год я должен сердобольно ухаживать за больной, а потом могу пожинать плоды трудов своих, могу и проживать довольно много, пожалуй, при вашем содействии, если вам будет угодно.

Лидия.Вы злой, злой человек!

Глумов.Прежде вам эта черта во мне нравилась; мы с этой стороны похожи друг на друга.

Лидия.Да, пока вы не переходили границ, а теперь прощайте.

Глумов.Прощайте! Я уезжаю со сладкою надеждой, что в год вы обо мне соскучитесь, что вы меня оцените и мы, вероятно, встретимся, как родные.

Лидия.Довольно, довольно!

Глумов.До свиданья.

Телятев.Прощай, Глумов. Счастливого пути! Вспомни обо мне в Париже: там на каждом перекрестке еще блуждает моя тень.

Глумов.Прощай, Телятев. (Уходит.)

Входит Надежда Антоновна со клянками, за ней горничная с подушками, кладет их на диван и уходит.

Лидия, Телятев, Надежда Антоновна.

Надежда Антоновна.Тебе надо лечь, Лидия, непременно. Напрасно ты себя, мой друг, утомляешь! По лицу твоему видно, что ты ужасно страдаешь. Я так и мужу сказала. Он сейчас придет. Вот твой спирт и капли, которые тебе всегда помогали.

Лидия (ложится на подушки) . Как он вас принял?

Надежда Антоновна.Очень вежливо, хотя довольно холодно. Он спросил, серьезно ли ты больна; я отвечала, что очень. Что вы, Иван Петрович, смеетесь?

Телятев.Мне равнодушно нельзя оставаться: надо либо плакать, либо смеяться.

Надежда Антоновна.Вы не знаете ни натуры, ни сложения Лидии; она такая нервная, такая нервная… Это у нее с детства.