Александр Ермак - Пьесы и пьески

Вера:

– Коля напрыгнул… С ножом… Не может быть.

Мама:

– Психоз-вульгариус.

Вера берет паяльник :

– Ах, значит, распаялся Коля… Генрих, наверное, его на время лишь облагородил… Все снова. Все опять.

Гоша:

– Милиция шумит, мол, кто зачинщик. Коля а то молчит, то матерится. А Генрих на себя вину всю принял. Так и сказал, мол, на Колю бросился из ревности. И отвечать готов, только б Колю из жизни честной не изымали. Чтоб продолжал он на заводе творить добро на радость всем.

Вера :

– О, Генрих благородный.

Бабушка:

– Ой, дурак.

Мама :

– Психоз-вульгариус.

Папа :

– Да я таких видал пол-тыщи. Он ведь как, он стырит миллион, а сядет как за кражу кошелька. С месяц отсидит в кутузке персональной, с унитазом золотым, с меню на каждый день: пирожное, морожное, пиво-воды. И выйдет. На свободу. Да с чистой совестью потом миллионерит нас всех по эти самые, по эти… помидоры. Не поняли, глупехи, ведь это он, чтоб Верку поиметь и не жениться, чтоб капитал свой сохранить единолично…

Вера :

– Папа!

Мама:

– Да, дочь, они такие. Поматросят, а потом хоть в тюрьму, но лишь не под венец…

Вера:

– Мой Генрих не такой! ( мечется ) К тому же. Мы же… Ничего у нас…

Гоша:

– Я видела – держался.

Отец тихо:

– Я тоже тут-там подержался, а раз и алименты на все стороны плати…

Мама:

– Держался – не держался. Дело не сложное, можно и без рук…

Бабушка:

– Подтверждаю. Ах, внучка. Ах, бедняжка.

Вера:

– Что, что делать?

Гоша:

– Ждать.

Вера:

– Когда его отпустят?

Гоша :

– Через пятнадцать лет.

Вера хватается за голову:

– Я не дождусь.

Мама:

– Свихнется.

Отец:

– Скурвится.

Бабушка:

– Состарится. И кому потом нужна беззубая, глухая, плоская, сухая…

Вера:

– Пятнадцать лет. Нет, это невозможно…

Гоша чешет голову:

– Или пятнадцать месяцев.

Вера:

– И это много.

Мама:

– Свихнется.

Отец:

– Скурвится.

Бабушка:

– Состарится…

Гоша бьет себя по голове:

– Ой, перепутала я все. Пятнадцать суток всего-то.

Вера считает на пальцах:

– Две недели с лишним. Я дождусь. Но я хочу его увидеть. ( бросается на выход ). Я – к нему.

Гоша становится поперек пути:

– Нельзя. Запрещены свидания. Тебя не пустят. Напрасно будешь всех просить.

Лишь посмеются. Не допустят. И ходить не стоит.

Вера:

– Тогда, тогда я соберу посылку милому. Что нужно? Одежду? Какую? Еду? Что приготовить? Что он ест? Не знаю даже, что он любит? Я не успела. Все так быстро… Но что-нибудь я все же соберу.

Гоша:

– Не собирай. Без передач. Пятнадцать суток. Так положено.

Вера:

– И без свиданий, и без передач. И без меня. Он будет тосковать, страдать. Я напишу как я люблю его, как жду примерно… ( хватает бумагу, ручку, пишет ) Любимый, Генрих, очень скоро…

Гоша забирает у нее письмо, рвет:

– Без права переписки. Такой закон…

Вера опускается на пол:

– Такой закон. Какой жестокий… Но я смогу. Нет… Да. Нет. Да, я дождусь его. Я буду, буду ждать, надеяться и верить…

Гоша гладит Веру :

– Да-да, ты жди, надейся, верь… Как жаль, такая свадьба сорвалась. А поплясали бы, повеселились… И на работу б не пошли законно с похмелья…

Отец:

– Ждать долго не могу. Пора мне…

Мама :

– Куда ты? Ты же обещал.

Бабушка:

– Обещал, не значит женится.

Отец :

– Не бойся – я вернусь. Без промедленья. Ты только жди, надейся, верь там… (« уезжает» ) Берегись народ. Машина зверь. Занос – полтора метра…

Звучит колокольчик. Голос:

– Больные, кушать!

Мама:

– Зовут к обеду. Или к полднику? Без разницы. Проголодалась ( уходит ) Наверно, каша будет с коричневой подливкой. Или кисель…

Гоша:

– И мне пора. А то уволят. Бригадир наш зверь… ( уходит )

Вера:

– Куда вы все? Не оставляйте… меня… Бабушка. ( Бабушка закрывает глаза, храпит. Вера ходит, заламывая руки) Любимый, судьба нас разлучила. Зачем? Мы только встретились. Мы только полюбили… Конечно, мы не покоримся. Покоен будь в своей темнице. Я сохраню себя тебе. Я буду ждать весь срок. И день за днем и ночь за ночью. Все пятнадцать суток. Я дождусь. И вопреки… И не смотря… Но что, что делать мне все это время? Как быть? Как жить одной? Как нестерпимо… ( бросается к двери и останавливается ) Нет, свиданья нам запрещены. Ах, ( снова хватает бумагу, ручку ) «Здравствуй, мой любимый…» ( рвет ) Нельзя. Без права переписки ( оглядывается ) Я передам ему паяльник. ( берет паяльник, целится в зал ). Пиф-паф, и Генрих всех облагородит. Начальника тюрьмы, милиционеров. Как Колю. Хотя бы временно. Понять его в тюрьме успеют не разумом, так сердцем. И отпустят. Но как, как передать? Так ( засучивает рукава ) в хлеб запечь. ( рассматривает пакеты и банки в шкафу ) Не в хлеб, так в кекс, иль в торт, в батон, в кулич, в пирог. Твоя невеста – золотые руки. Вот только что тебе пришлось по вкусу, мой любимый? ( внезапно опускает руки ) Как я забыла? «Без передач…» Нельзя… Не выйдет ( плачет) Любимый, милый, дорогой… (постепенно затихает, смотрит на часы ) О, сколько слез пролила я в разлуке и в тоске… ( утирается ) И вроде стало легче… Но ждать еще так долго. Что же делать? ( снова смотрит на часы ) Дневная смена скоро кончится и, значит, снова народ пойдет домой. Вот что… Я ж хотела ( Вытягивает ниточки из рук бабушки. Ходит с шариками по сцене, любуется ими. Останавливается возле края сцены, откашливается, обращается к публике) «Купите прекрасные воздушные шарики: голубые, как глаза любимого, зеленые, как дальние острова, красные, как лучшие в мире розы… Купите своей жене или невесте, мужу или жениху, купите своим детям или внукам, купите своим дедушкам и бабушкам… Купите…»