Александр Ермак - Пьесы и пьески

Лара окликает:

– Юра.

Вован:

– Юрка.

Лиса:

– Юрочка.

Лара встает:

– Я сейчас вернусь, лишь догоню его. А то опять умчится в вольные пампасы. Он же как: из дома вырвался и понесла его нелегкая. То на завод подастся – ноль вниманья на охрану – к своему цеху, где станок его стоял. Ему уж и стреляли в след, но промахнулись… А то еще до многоэтажки одной стремится… и там, где магазин, упрется и стоит, стоит часами на углу, хоть дождь, хоть солнце, хоть метель… Меня не слушает. Милицию, врачей шлет на три буквы. Лишь дети, плача, под руки едва уводят…

Стас:

– На три буквы? Три буквы…

Вован:

– На углу… Где магазин «Цветы»…

Лиса тихо:

– Там встретились мы с ним когда-то…

Стас – себе:

– Уж полночь близится… Три буквы…

Лара на пороге:

– Да, напасть такая: не доглядишь и канет. С концами. В люк какой залезет или до пригорода доберется. А там – поля, леса, граница с сопредельным государством. Коль иностранке в лапы попадется наш мужик, его потом ищи-свищи…( уходит )

Вован вдогонку:

– Ищи – лечи без промедленья.

Лиса вдогонку:

– Молилась ли ты на ночь?… ( Вовану ) Да, ей за Юру помолиться надо, как следует. ( достает из-за пазухи бумажку и читает ): «Два раза утром натощак, два после обеда, до ужина два и на ночь глядя». ( Складывает бумажку ) Мне бабка говорила, с молитвой этой любой склероз отстанет. Через три года. Или через четыре. Ну, в общем все зависит, с каким уж чувством станешь ты читать. Я для себя читаю и все помню. Почти. И ты – на, побубни… ( Протягивает Вовану бумажку )

Вован стучит себя три раза по голове кулаком:

– Спасибо, мне без нужды. ( кивает на свечу ) И Лешке тоже…

Стас хватается за голову, говорит сам с собой:

– Три буквы… Хотя еще не очень понимаю, но чувствую, что близок, близок…

Лиса, пряча обратно бумажку:

– Вернется Лара, ей отдам. Пускай читает. «Утром натощак, потом после обеда, до ужина и на ночь глядя». А то мужик ее совсем уж не похож на мужика… которого я знала…

Вован:

– Я тоже уж Федот – не тот.

Лиса:

– И я, и я… немного… изменилась…

Стас выпрямляется в кресле:

– Да, я начинаю понимать…

Вован ставит рядом со свечами фужеры:

– Ну что, налить по существу?

Лиса :

– Конечно, разливай. А я быстрехонько туда-сюда-обратно… Мне только одно лекарство принять…

Вован:

– То самое, что на коровьем?

Лиса встает:

– Нет-нет, другое, на курином… ( уходит )

Вован морщится :

– На курином… Что ж, надо долг отдать последний (открывает шампанское, разливает в фужеры). Алексею, Ларе, Юре, Лисе, мне… (хватается за сердце) Вот прихватило не во время, не к месту… Скорей на воздух, подышать минут пяток. Пройдет, пройдет все, оглянуться не успеешь… На воздух, нужен кислород… (с трудом выезжает за дверь)

Стас решительно вскакивает:

– Я понимаю… Я понял, чувствую, я знаю, я уверен – великий режиссер во мне живет. И я поставлю пьесу, каких весь мир не видел, каких никто и никогда не ставил. И я прославлюсь, я себе воздвигну, я войду в аналы. Я студию свою…, да что там – свой театр… Так ( расхаживает и напряженно думает ) Есть режиссер, ( оглядывается) зал, зрители. А труппа? Где артисты? (ходит по сцене ) Что такое? Как не надо, так все вокруг пасутся, лезут, пристают с беседами и поцелуями ( вытирает губы ). Тьфу… Ну, а как потребуются: где они? Где эти лоботрясы? Ленивцы, разгильдяи, где вы? Скорей сюда, скорей пока дано мне. Дано пока… Дано, дано… Да, но… ( хватается за живот ) Живот… Желудок… Кажется, отъелся… А так хотелось лишь недавно на завтрак – устриц, на обед – фазана, на ужин – лобстера с бутылкой «Шардонэ»… Ой, ох… ( садится за стол, на сцене еще больше темнеет) Врача! Врача! (заметно движение у дверей. Стас под свечей лихорадочно листает справочник) Стомато… Психоло… Сек-со-па-то-ло-го-ана-том… Не то…, не то…, не то… А это, это что такое? ( достает из справочника листок, читает) «С вечи, торт, шампанское, фужеры, цветы, скатерть… У Стаса – день рождения…» (смотрит на стол) Свечи, торт, шампанское, фужеры, цветы, скатерть… (опускает справочник на стол ) У Стаса – день рождения?…

Вспыхивает яркий свет. У дверей стоят Лиса, Лара, Юра, Леша, Вован, все – в той же одежде, что была на них в самом начале пьесы. Они поют, улыбаясь: