Михаил Каришнев-Лубоцкий - Новые фарисеи

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Видите, она не говорила… (Жене). А что ты говорила?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Я говорила о дружбе, о взаимовыручке, о тенденции в нашем обществе укрепления дружеских отношений между людьми разных профессий, но общих интересов…

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ (перебивает). Подожди, я что-то не все понимаю… Про какую-такую тенденцию ты ему рассказывала?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (сердясь на непонятливость мужа). Господи! Ну, про блат я ему говорила! Надо же его к современной жизни приучать! А он хвать за шашку…

КАТЕНЁВ. За саблю!!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. …за кинжал свой именной и на меня! Чуть не зарезал джигит несчастный! Ты где-то там себе ходишь, а я тут одна должна все терпеть! Ты хоть про дочку свою любимую знаешь?

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Что именно?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. На, почитай! (Протягивает мужу Ликино письмо.) Впрочем, я сама прочту. Ты только послушай, что она пишет!.. (Читает.) «Здравствуй! Как ты живешь?» (Комментирует). Боже мой, боже мой!.. Он наверняка ее бросил, а она интересуется как он живет!.. Какая простота! (Читает). «Я живу хорошо». (Комментирует). Куда уж лучше! (Читает). «Решила написать тебе, ты сам знаешь почему». (Комментирует). Она все-таки ему пишет! Этому негодяю!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Да почему негодяю? С чего ты взяла?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. А ты не понял? Слушай дальше. (Читает). «Я ждала тебя вчера, а ты не пришел». (Комментирует). Ты понимаешь? Он решил больше с ней не встречаться! А она его все-таки ждет! Она надеется!

КАТЕНЁВ. Положи письмо! Не твое!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Моей дочери, значит, мое!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Хорошо, я с ней осторожно побеседую. Дай письмо. (Берет у жены письмо и кладет его в карман пиджака.) А вы успокойтесь и помиритесь. (Уходит из гостиной.)

(ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА еще старательнее принимается за уборку гостиной. КАТЕНЁВ включает радиоприемник и слушает последние известия. Вскоре в гостиной появляется ЛИКА.)

ЛИКА (увидев Катенёва с саблей в обнимку). ЧеКа на страже? Всем добрый вечер!

КАТЕНЁВ (смущенно). Это я так… Здравствуй, Лика. (Вешает саблю на гвоздь под портретом. Берет в руки газету и, сев в кресло, углубляется в чтение.)

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Где ходила?

ЛИКА. Была в библиотеке.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Какая у тебя любовь вспыхнула… к литературе!

ЛИКА. Да, вспыхнула!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ (вернувшись в гостиную.) Лика, я хотел с тобой поговорить… Впрочем, потом.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Да, уж лучше без свидетелей!

ЛИКА. Ты что ему рассказала?!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (передразнивая). «Ему»! А когда-то ты говорила «папе»! (После паузы). Ничего я ему не говорила.

ЛИКА. Нет, говорила! Я чувствую, что говорила!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Ну-ну, успокойся… Ничего не говорила, еще не успела. Вот погляди лучше, что я купила! (Достает из сумочки серьги и кольцо.) Это – мне, а это, если будешь умница, тебе!

(В этот момент КАТЕНЁВ отрывается от газеты, он крайне потрясен прочитанным.)

КАТЕНЁВ (со слезами в голосе). Что же это делается, а? В Африке этой… негры… Мало того, что они и так черные, так они еще и не доедают! Ребенки через одного с голоду мрут, а до старости, почитай, никто и не доживает! (Замечает на столе серьги и кольцо.) Это – что?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (смущаясь от радости). Купила вот… себе и дочке.

КАТЕНЁВ. Золото?!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Да, лучшей пробы!

КАТЕНЁВ (вскакивает, хватает свою фуражку). Пойду с агитацией! В помощь голодающим! (Берет украшения и бросает их в фуражку). От нас – первая доля! (Обводит всех радостным взором.)

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (сначала потеряв дар речи). Пять лет… не доедала… Во всем себе отказывала… (Приобретает дар речи и орет). А он – в Африку?! Самого – в Африку!!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Оленька, успокойся…

КАТЕНЁВ. Золота жалко! А детишек, которые помирают, не жалко?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Жалко! А себя – жальче!

КАТЕНЁВ. Мы же большевики!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Я давно партбилет сдала! На всех нас не хватит!

КАТЕНЁВ. Должно хватить… Нельзя нам по-другому… (Кладет фуражку на стол.)

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (плача, забирает украшения). Олег, умоляю! Сделай что-нибудь… Огради… Спаси… Так ведь жить невозможно!

КАТЕНЁВ. Это в самую точку! Так жить нельзя. И не дам!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (мужу). Ты слышал?! Он грозит! Сделай что-нибудь! Ты – ответственный работник, у тебя одна рука в гордуме, другая в министерстве, третья в администрации города… Умоляю, сделай хоть что-нибудь!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Успокойся… Ничего страшного не произошло, уверяю тебя.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Не произошло? А ты не понял еще, что мы теперь от души ни единого словечка дома сказать не сможем?! Столько лет на работе терпела, потом полегчало, а теперь в собственной квартире партконтроль появился!