Даниил Андреев - Железная мистерия

Сходил я в сумрак убежищ,
Дрожал у жалких костров;
Я слушал кривду судилищ,
Правду детей и вдов.
Им форум — даже в подвалах;
Плуг бед
провел борозду,
И нив, еще небывалых,
Я к новому утру жду.

Надежда усталым:
Четвертая Стража Ночи
Переходит черту.

— За всю мою жизнь… от самых пеленок…
Такого оратора никогда!
Я потрясена была, как ребенок,
Я плакала, веришь ли? да, да, да!
— Красив он? — Не знаю. — Но, все-таки, молод?
— Ах, милая, молодость тут ни при чем.
Но речь его бьет по душе, как молот,
Вторгается в совесть ярким лучом.

— Я слышал про сказочную работоспособность,
Про фантастическую быстроту…
— Могу, если хочешь, одну подробность:
Но ты осудишь нелепость ту.
— Какую? — Он не признает ботинок.
— Что же, сандалии?
— Если б так…
Он ходит везде босиком, как инок.
— Даже зимой? Юродство. Чудак.
— Нет, почему же? это — лишь способ
Чувствовать, что в песке и в пыли
Брезжит, лучится, мерцает, как россыпь,
Слой
живоносных духов земли.
— Ха! ну, а в городе?
— Что ж, на Востоке
Ведь не боятся подобных идей;
Да: мостовая пронизана токами
Тысяч и миллионов людей.
И, как ни странно, вдоль каждой трассы
Этот флюид, расширяя круги,
В нас
от человеческой массы
Входит
через подошву ноги.

…Утром он — здесь, ночью — в Детройте,
Завтра — в Бомбее, потом — в Шанхае, —
Попробуйте-ка: удвойте, утройте
Нормальные темпы!
Не отдыхая!
— И много последователей нашел он?
— Уж сотни готовы идти на риск.
Он прост, как Ганди, остер, как Шоу,
И всепрощающ, как сам Франциск.

Видел и этого. Один из сотен
Последователей,
но о нем говорят.

Я знал его раньше. Из подворотен
Он извлекал чумазых ребят.

— Кто это шествует? —
Ба!
Тот, чья головка слаба.
— Он про богов
голытьбе
Плел у костров,
как бебе.

Наследие самое грозное,
Оставленное нам, нищим, —
Не эта полночь морозная,
Не ветер над пепелищем,
Не вскормленная разрухою
За жизнь и за хлеб тревога,
Но пепелище духа
И тень Человека-бога.

— А-апять он в гнилую мистику!
— Мыслители старой масти…
— Словесная эквилибристика…
— Божок детворы в предместье…

Отстроится город заново;
Отстроится все отечество;
Зажжет свое мирное зарево
Трудящееся человечество;
Но чем согреем мирок мы
Сердец, охлажденных с детства
Стужей безбожной догмы,
Гордыни
и святотатства?

— Тьма сгинет в бою коротком
С раскрепощенным рассудком.
— Работа нескольким суткам…

Ответственность давит на плечи нам.
Каким заниматься трудом нам,
Глядя в глаза искалеченным?
Невежественным? бездомным?
Взгляните на изуродованных
И школой и страшным детством,
Никем и ничем не порадованных…
Вот подвиг для вас!
Вот — крест вам!

— Вот куда гнет он… Глянь-ка:
Собрал ребятню, как нянька.
— Мордашки у всех, как дыньки…
— А деньги? Откуда деньги?
— Разве дождешься рублика
От наших родных раззяв…
— А за морем есть республика:
Не там ли искать хозяев?

— Ваши издевки — не метод.
— И ваши ухмылки — пошлы.
— Когда б не такие, как этот —
Вовек ничего б не вышло!

— Правда. Разве негоже
Пятна позора вывесть?
— Правда. Разве не то же
Исподволь шепчет совесть?

Здравствуйте. Очень рад вас увидеть.
И, конечно, вы правы. Но мы
Скоро забудем про все; и Овидия,
И Берлиоза, и мудрость Фомы.
Помнишь ли о каких-либо ценностях,
Если все двадцать четыре часа
Кружишься, мечешься по современности
Белкой, бегущей внутри колеса?
Рок, громоздящий невзгоду к невзгоде —
Ксантиппа, ярящаяся на мудрецов!
И все же — глубоко продуманный кодекс,
Верите ли, скоро будет готов!