Светлана Савина - Скрипка и немножко нервно

Старший:Не надо. Живи.

Старшая (насмешливо): Спасибо! (идёт к кухне)

Старший:Слушай, а откуда всё это: шмотки, духи, цветы те же? В смысле — деньги откуда?

Старшая:Да я раз в неделю на побережье езжу. Пою там в кабаке. (уходит в кухню)

Старший (заметив Секретаря): Цветы. Охапками. Быстро!

Секретарь выбегает вон. Из кухни появляется Мать.

Мать:Ты звал?

Старший:Нет. Так, мысли вслух.

Мать (подходит к нему): Как ты жил всё это время, сынок?

Старший:Ух ты! Новое слово в твоём лексиконе: «сынок»…

Мать:Как ты жил?

Старший:Нормально, мама. Иногда даже неплохо. «Как» — не важно, главное, что жил.

Мать:Ты так и не простил меня?

Старший:Мне нечего прощать.

Мать:Бедный мой, бедный ребёнок… (гладит его по голове) Я всегда верила в тебя. Я знала, у тебя не просто «способности», у тебя талант.

Старший:Серьёзно?

Мать:Правда. Всегда знала.

Старший:А как же: «С таким лицом таланта быть не может!»? Помнишь?

Мать:Забудь.

Старший:Доживу до склероза, непременно забуду.

Мать:Я хотела тебе только добра.

Старший:Убивать ради блага? Чтобы не мучился?

Мать:Чтобы не мучился. Талант — очень тяжёлая ноша. Тебе просто повезло, счастливый случай. А скольких эта ноша сломала, задавила… Я хотела снять с твоих плеч этот горб.

Старший:Чтобы я был таким, как все? Тебе хотелось, чтобы твой сын был посредственностью?

Мать:Я хотела, чтобы мой сын просто жил. Пусть без взлётов, но и без падений.

Старший:Для меня это слишком трудно. Что до падений, так они неизбежны. Если уж падать, то с вершины — хоть полетать перед смертью.

Мать:В том-то и дело. Если бы сразу — насмерть, без мучений… Ты помнишь своего отца? Тебе было три года, когда он умер, но, может, хоть что-то…

Старший:Только одно: мы с отцом — ни лица, ни фигуры его не помню, но знаю, что — отец; он держит меня за руку — стоим возле какого-то дома и смотрим в окно полуподвала. А там какая-то контора: стол, заваленный папками бумаг, счёты и сидит человек: лысый, в очках в роговой оправе, в чёрных нарукавниках, грустный и скучный. Стекло пыльное, и всё, что за стеклом, тоже кажется скучным и пыльным — и папки, и счёты, и человек. И отец говорит мне: «Видишь? Это — бухгалтер». Всё своё детство я боялся этого слова. Самое страшное, что я мог себе представить, что я стану бухгалтером — лысым пыльным человечком в чёрных нарукавниках…

Мать:Твой отец был ещё более пугливым, — он впадал в депрессию при виде любой бумажки с печатью. А дед… Хотя, какой из него дед — он моложе тебя… Я своей матери никогда не знала и не спрашивала о ней, так как правда обычно совсем неинтересна, а выдумать что-нибудь красивое я и сама могла. К тому же, мне вполне хватало отца. Он был старше меня на 16 лет, а выглядел совсем юно. Из-за этого часто бывали недоразумения, когда мы где-либо появлялись вместе… Мало того, что он был молод, он был ещё и музыкант. Причём, довольно известный. Говорили, что он даже талант… Мы жили тогда в столице.

Старший:Вдвоём?

Мать:Да. Делить такого отца с кем-либо мне вовсе не хотелось. Дамы, изредка тайно приводимые им, обязательно бывали биты различными предметами, что его сначала сердило, а потом смешило, так что, он не обижался. Друзей, правда, я ему прощала, потому что все они также были молодыми и весёлыми. Собирались они всегда только у нас: музицировали, пили, спорили. Отец человек был азартный и упёртый, споры всегда выигрывал, так как убедить его в чём-либо было невозможно. Так он однажды, сильно выпивши, поспорил, что не дрогнет у него рука расстаться с жизнью в столь молодые годы. Ему было тогда 32. Мол, не так всё это страшно и сложно, как пишут классики. Просто всё, господа, просто! Взял, да тут же за столом и застрелился. Друзья от растерянности даже выигранные им деньги не отдали. Много тогда об этом говорили и в газетах писали, и все в одном сходились: мол, талант — дело мутное и не всем понятное.

Старший:А чего тут, собственно, понимать? Перебрал парень, а по-пьяни… Но ты эти мысли от себя гнала, иначе чересчур глупо тогда всё получалось. А вокруг никто и не разочаровывал — возвышенно говорили, с придыханием и дрожью в голосе.

Мать:В общем, осталась я круглой сиротой в 16 лет. И пропала бы, наверное. Спасибо, приятель отца — актёр — в кордебалет пристроил.