Воргунов: Да ну вас, есть же более молодые…
Жученко: Ну, тогда товарищ Черный. Согласны?
Голоса: Есть. Идет. Добре.
Жученко: Отправляйтесь. Командиром Забегай.
Забегай: Белоконя брать?
Белоконь: Я никуда не пойду. Я решительно протестую.
Синенький: Не трать, кумэ, сылы, та сидай на дно.
Крейцер: Идите, Белоконь, не валяйте дурака.
Четверо вышли.
Жученко: Продолжаем. Слово Шведову.
Шведов: Завтра начинают работать наши посты. Сегодня мы их выделим. Особенно важен пост по снабжению, а то Соломон Маркович часто привозит всякую дрянь.
Блюм: Меня тоже, кажется, начинают оскорблять… Как это — дрянь?
Смех.
Шведов: Привозите…
Блюм: Так надо раньше выяснить в общем и в целом, что такое дрянь.
Шведов: Вальченко на вас очень жалуется. Хотя, правду сказать, и товарищу Вальченко нужно подтянуться. Он слишком много времени уделяет Надежде Николаевне.
Крейцер: Вот тебе раз…
Торская: Я его больше и на порог не пущу.
Вальченко: Собственно говоря, я…
Захаров: Молчите лучше.
Вальченко: Дайте мне слово, Жученко.
Жученко: По личному вопросу?
Вальченко: Нет.
Жученко: Пожалуйста.
Вальченко: Для нас, инженеров нашего завода, не нужно ожидать результатов обыска у Белоконя. Я говорю не только от себя, но и от Воргунова и Трояна, хотя они меня и не уполномочили. Мы всегда были уверены, что не коммунары крадут. У нас нет ни одной точки, на которой мы стояли бы против коммунаров. Развитие нашего завода для нас такое же святое дело, как и для вас. Мы такие же участники социалистического строительства, как и вы. И мы такие же энтузиасты, как и вы. Правда, Петр Петрович?
Воргунов: Вообще правда, но поменьше трогательных слов, очень прошу.
Вальченко: Но в одном отношении коммунары выше нас. У коммунаров прямее и сильнее действие. А мы иногда раздумываем и колеблемся. Я вот считаю: напрасно Петр Петрович не пошел с обыском. Я три месяца назад тоже не пошел бы. А сейчас пойду, если пошлете. Петр Петрович, это у нас остатки российской интеллигенщины…
Романченко: Это переходит всякие границы…
Синенький: Осторожнее, осторожнее…
Воргунов: Говорите, я тоже речь скажу.
Вальченко: И я заявляю: мы вместе с вами, и мы не сдадим.
Аплодисменты.
Торская: Наконец, вы экзамен выдержали…
Вальченко: Да что вы говорите? Так легко разве?
Жученко: Товарищи…
Воргунов: И я речь скажу. Вальченко, действительно перешел всякие границы — я сам эту… интеллигенщину не выношу. Не в том дело. Дело в другом: у коммунаров коллектив, а у нас нет. У них комсомол, вот совет командиров, а у нас что? Но ничего, мы уже входим в ваш коллектив. Это очень приятно чувствовать. А если это не почувствуешь, то ничего и не поймешь в новом. Я вот очень рад, что меня уже записали в дивизион подводных лодок.
Романченко: Вы дредноут.
Воргунов: Ну, вот видите, даже дредноутом. У коммунаров мы прежде всего должны научиться прямо смотреть, прямо говорить, прямо действовать. Коммунары никогда не лгут, вот что удивительно. Даже Федька, безусловно стащивший флакон масла, даже он имеет право не считать себя преступником и с негодованием отбрасывать всякие обвинения. За него внутренняя глубокая правда: порученный ему «кейстон». Я теперь буду поступать по-федькиному, хотя, конечно, от меня не нужно запирать все флаконы с маслом. А завод наш пойдет хорошо. Это точно.
Овации. Все что-то кричат, аплодируют.
Крейцер: Молодец, теперь вы настоящий молодец.
Романченко: Так корешки не поступают…
Воргунов: Чего, напутал?
Романченко: Конечно, напутали. Теперь ему масло отдавать нужно.
Воргунов: А и верно. Вот, понимаешь, какая у меня непрактическая натура. Но знаешь что? Я тебе куплю флакон масла.
Синенький: Два флакона.
Воргунов: Хорошо — два.
Забегай, Черный, Одарюк, Белоконь входят.
Жученко: Ну?
Забегай (выкладывает на стол) : Вот всякий инструмент, вот Собченко штанген; твоя метка, Санчо? Вот ключи и отмычки, а вот… часы самого Белоконя.
Тишина.
Жученко: Что вы скажете, Белоконь?
Читать дальше