Фридрих Горенштейн - Бердичев

Рахиль(высовывается из маленькой комнаты). Что значит на речку? Он же еще не завтракал…

Гарик. Баба, закрой пасть…

Рахиль. Сам закрой пасть. Что мне за дело до тебя…

Злота. Рухл, ша…

Миля. Ты голодный, сынок?

Гарик. Нет, батя, я пил чай и ел хлеб с маслом.

Миля. Ну, тогда одевайся потеплей. (Уходит и возвращается в полушубке и шапке с каким-то приспособлением в руках.) Это, сынок, для разравнивания сугробов… Похоже на сачок для ловли рыбы, но вместо сетки решетка… Возьми там в передней топор… Топором рубят майну, ну, прорубь, а сеткой вытаскивают обломки льдин… Понял, сынок, ну, пошли. (Они уходят.)

Рахиль. Путь идут, что мне за дело… Рузя будет кричать, что он Гарика взял с собой на речку, но при чем здесь я?..

Злота. Ша, Рухл, зайдем-ка к себе… Вот они возвращаются, дверь хлопнула.

Входит Сумер с кошелкой.

Сумер. Что у вас дверь открыта?

Рахиль. Почему ты заходишь и никогда не здороваешься?

Сумер (смеется). Слышишь, Злота? Рухл уже хочет со мной ругаться… Я спрашиваю, почему дверь открыта?

Рахиль. Физкультурник ушел. Он же ходит на речку и раздевается голый и бегает там, как сумасшедший, по снегу. И купается в прорубь. (Смеется) Пусть он купается, но зачем он ребенка берет с собой, зачем Гарика берет с собой?..

Сумер. А что слышно у Гарика?

Злота. Ой, несчастье… Он только хочет жениться на Тинке…

Рахиль. Ой, Сумер, я железная, что я все это выдерживаю. Лучше находиться в тюрьме, где ты был два года, чем это выдерживать.

Сумер (смеется). Ты хочешь в тюрьму? У меня там осталось много знакомых. Даже попки, что сидят на вышке с оружием, мои знакомые. У меня там был швейный цех. Мы шили мешки, спецодежда, все, что надо, мы шили. Баланду я не ел, у меня всегда был лишний кусок балясины.

Рахиль. Сумер, вус эйст балясина?

Сумер(смеется). Воры на колбаса говорят: балясина.

Рахиль (смеется). Сумер, ты ж в тюрьме стал настоящий гонеф… Настоящий вор…

Сумер (смеется). В тюрьме я тоже был заведующим. А ты помнишь, когда во время войны меня мобилизовали на трудовой фронт и послали в Киров на лесоразработки? Так меня там тоже сделали заведующим. Мне выдали хорошие валенки, хороший полушубок, сани с лошадью, возчика… Я пользовался авторитетом.

Злота. Сумер, что ты стоишь в дверях, сядь к столу.

Сумер (садится к столу прямо в пальто и шапке, рассказывает очень громким, веселым голосом). Слышишь… Так среди мобилизованных был на моем участке один еврей… Мне его стало жалко, думаю, пусть сидит в тепле и топит печки в бараках и конторе. Так этот еврей начал лениться, начал мне грубить и вообще так себя вести, будто я ему что-то должен. Ды гоем приходят с работы, бараки не топлены, в конторе не топлено, грязно… Я ему говорю: чего я тебя взял? Что ты мне Грыцько за кум, а Мыкита за сват… Я вместо тебя возьму гоя, так он мне будет благодарен, и я буду уверен, что он меня не подведет. Будет чисто, вытоплено всегда. Я с этим евреем год мучился, пока меня на другой участок не перевели.

Рахиль. Есть евреи, что они должны харкать кровью. В прошлом году, когда ты, ой вэй з мир, сидел в тюрьму, так на День Победы мы с Злотой немного вышли на бульвар… Ты же знаешь, в День Победы я всегда плачу, ибо муж мой лежит в земле.

Сумер. Ну дым шпыц… Конец…

Рахиль. Ничего… Мы выходим, а Злота еле идет… Ты же знаешь, как Злота ходит и какая она хорошая, ты тоже знаешь.

Злота. Вечно она на меня наговаривает. Я такая больная. С тех пор я еще ни разу не была на улице. (Плачет.)

Рахиль. Вот она уже плачет. Ничего… Было гуляние… Йойны Макзаника сын вышел читать стихи, так его объявили: инженер Макзаник… Какой он инженер, если он кончил Бердичевский техникум?

Сумер. Дым шпыц… Конец… Конец рассказывай…

Рахиль. Так приехал Бронфенмахер из Москвы с новой женой.

Сумер. Красивая жена?

Рахиль. Как моя жизнь, красивая. Ты любишь, когда старуха надевает туфли на тонкий каблук?

Злота. Она очень красивая дама… Я не люблю, когда говорят.