Антон Чехов - Безотцовщина

Глагольев 1 (Вынимает из кармана бумажник и бросает его на землю.) Возьми!

Глагольев 2 поднимает бумажник и считает деньги.

Голос Войницева. Я начинаю! Maman, стреляйте! Трилецкий, полезай на беседку! Кто это на коробку наступил? Вы!

Голос Трилецкого. Лезу, черт меня подери! (Хохочет.) Кто это? Бугрова раздавили! Я Бугрову на голову наступил! Где спички?

Глагольев 2. (в сторону) . Я отмщен! (Кричит.) Ура-а-а! (Убегает.)

Трилецкий. Кто это там орет? Дайте ему по шеям!

Голос Войницева. Начинать?

Глагольев 1 (хватает себя за голову) . Боже мой! Разврат! Гной! Я молился ей! Прости ее, господи! (Садится на скамью и закрывает лицо руками.)

Голос Войницева. Кто веревочку взял? Maman, как вам не стыдно? Где моя веревочка, что тут лежала?

Голос Анны Петровны. Вот она, ротозей!

Глагольев 1. (валится со скамьи) .

Голос Анны Петровны. Вы! Кто вы? Не топчитесь здесь! (Кричит.) Дай сюда! Дай сюда!

Вбегает Софья Егоровна.

Софья Егоровна (одна).

Софья Егоровна (бледная, с помятой прической) . Не могу! Это уж слишком, выше сил моих! (Хватает себя за грудь.) Гибель моя или… Счастье! Душно здесь!.. Он или погубит, или… вестник новой жизни! Приветствую, благословляю… тебя, новая жизнь! Решено!

Голос Войницева (кричит) . Берегись!

Фейерверк.

Лес. Просека. У начала просеки, с левой стороны — школа. По просеке, теряющейся вдали, тянется полотно железной дороги, которое возле школы поворачивает направо. Ряд телеграфных столбов. Ночь.

Саша (сидит у открытого окна) и Осип(с ружьем через спину, стоит перед окном).

Осип. Как это случилось? Очень просто… Иду я по узлеску, недалече отсюда, смотрю, а она стоит в балочке: подсучила платье и лопухом из ручья воду черпает. Зачерпнет да и выпьет, зачерпнет да и выпьет, а потом голову помочит… Я спустился вниз, подошел близко да и гляжу на нее… Она и внимания не обращает: дурак, мол, ты, мужик, мол, зачем же мне на тебя внимание обращать в таком случае? «Сударыня, говорю, ваше превосходительство, попить холодной водицы, знать, захотели?» — «А тебе, говорит, какое дело? Ступай отсюда туда, откуда пришел!» Сказала и не смотрит… Я обробел… Меня и стыд взял, и обидно стало, что я из мужицкого знания… «Чего смотришь на меня, дуралей? Не видал, говорит, никогда людей, что ли?» И посмотрела на меня проницательно… «Аль, говорит, понравилась?» — «Страсть, говорю, понравились! Уж такая вы, ваше превосходительство, благородная, чувствительная особа, такая красавица… Красивей вас, говорю, отродясь не видал… Наша деревенская красавица Манька, сотского дочка, говорю, супротив вас лошадь, верблюд… Нежности в вас сколько! Поцеловал бы кажись, говорю, да и помер бы на этом самом месте!» Она засмеялась… «Что ж, говорит. Целуй, коли хочешь!» Меня после этих самых слов в жар бросило. Подошел я к ней, взял ее тихонько за плечико и поцеловал со всего размаху вот тут, в это самое место, в щечку и в шейку зараз…

Саша (хохочет) . Она же что?

Осип. «Ну теперь, говорит, проваливай! Умывайся, говорит, почаще да ногти себе не запускай!» Я и отошел.

Саша. Какая она смелая! (Подает Осипу тарелку щей.) На, кушай! Присядь где-нибудь!

Осип. Не велик барин, и постою… Очень вам благодарен за ваше дружелюбие, Александра Ивановна! Я вам когда-нибудь за ваши ласки одолжение сделаю…

Саша. Сними шапку… В шапке грешно есть. Ты с молитвой кушай!

Осип (снимает шапку) . Давно уже я этих святостей не соблюдал… (Ест.) И с той поры я как будто очумел… Верите ли? Не ем, не сплю… Все она у меня перед глазами… Закрою, бывало, глаза, а она перед глазами… Такую нежность на себя напустил, что хоть вешайся! Чуть было не утопился от тоски, генерала хотел подстрелить… А когда овдовела, начал я всякие поручения исполнять… Куропаток ей стрелял, перепелов ловил, беседочку ей разноцветными красками выкрасил… Волка ей однажды живого привел… Всякое удовольствие ей доставлял… Бывало, что ни прикажет, все исполняю… Приказала бы самого себя слопать, себя бы слопал… Нежные чувства… Ничего с ними не поделаешь…

Саша. Да… Я когда полюбила Михаила Васильича и не знала еще, что он меня любит, тоже ужасно тосковала… Несколько раз у бога, грешница, смерти даже просила…