Валентин Катаев - Том 7. Пьесы

Большая запущенная комната в некогда барской квартире. Претензии на интеллигентность. Пыль. Запустение. Закоулки. Фонарь на улицу.

Шура читает. Экипажев дремлет. Пауза. Звонит будильник.

Шура (вскакивает) . Мамочки! На смену опоздаю. (Останавливает будильник. Начинает собираться на смену.)

Экипажев. Который час?

Шура. Пять минут двенадцатого… Ой!

Экипажев. Михаил Анатолиевич не приходил?

Шура. Чего это?

Экипажев. Я говорю, Михаил Анатолиевич не возвращался? Ну да, мой сын Миша не приходил?

В дверь заглядывает Миша в милицейской форме. Увидев Экипажева, он обращает испуганные глаза к Шуре и скрывается, не замеченный Экипажевым.

Шура. Не приходил.

Экипажев. Вторую ночь он где-то пропадает. Это меня начинает сильно беспокоить.

Шура. А чего беспокоиться?

Экипажев. Странный вопрос. Среди современной молодежи такое чудовищное падение нравственности. Дурная среда. Я прихожу в ужас. Он еще совсем ребенок.

Миша выглядывает.

Шура. Чего это?

Экипажев. Я говорю, что Михаил Анатолиевич совсем ребенок. Он легко может поддаться бог знает каким влияниям.

Шура. Ровно ничего с ним не произойдет.

Экипажев (строго) . Вы были когда-нибудь матерью?

Шура. Чего это?

Экипажев. Я говорю, у вас были когда-нибудь дети?

Шура (застенчиво хихикает) . Как вы странно спрашиваете… Я ж девушка…

Экипажев. В таком случае вы не можете понять родительского сердца. Вы знаете, до чего он на днях договорился?

Шура. Понятия не представляю.

Экипажев. На днях он совершенно серьезно заявил, что собирается поступить в милицию. А?

Шура. И очень даже просто. Чем плохая служба?

Экипажев. Шура! Я вам раз навсегда запрещаю в моем доме говорить подобные вещи. Вы, кажется, злоупотребляете своим положением здесь. Вы не в вагоне трамвая. Ну да. Я нахожусь в стесненных обстоятельствах. Я не служу. Я сжат со всех сторон. Я принужден временно, подчеркиваю: временно, пока не возвратятся мои дочери, — сдавать вам… э… кхм… э…

Шура. Койку?

Экипажев. Как это великодушно с вашей стороны. Койку! Мерси.

Шура. Ну, угол?

Экипажев. Койку… Угол… ну да. Конечно. За двадцать пять рублей, которые вы мне платите в месяц за «койку», как вы выражаетесь, вы можете третировать меня сколько вам угодно. И вы правы. На вашей стороне грубая сила денег. Я принужден молчать. Продолжайте. Продолжайте. Обливайте помоями седую голову старого русского интеллигента.

Шура. Ей-богу, Анатолий Эсперович… Что вы такое говорите… При чем помои… Какие могут быть помои…

Экипажев. Продолжайте, продолжайте. Угол. Койка. Нары. Очень хорошо. Дальше! Дальше! Называйте скорее мой дом ночлежкой, а меня самого этим самым… Ну как это называется на современном советском жаргоне… Вышибалой, что ли? Не стесняйтесь. Валяйте. Вот до чего довели бедную русскую интеллигенцию! Мерси.

Миша выглядывает и делает Шуре отчаянные знаки.

Шура. Анатолий Эсперович!

Экипажев. Нуте-с?

Шура. Анатолий Эсперович… (Таинственно.) Кто-то в уборной свет не погасил.

Экипажев. Опять? (Гордо выпрямляясь.) Ну, это уже хамство! (Зловеще и твердо уходит.)

В комнату быстро вскакивает Миша.

Шура. Насилу сплавила вашего папашу.

Миша. А то прямо гроб. Жильцы в коридор заглядывают, видят — милиционер. Беспокоятся. А я от них морду прячу за вешалку. Ни туда ни сюда. Прямо происшествие.

Шура. Демобилизуйтесь скорее.

Миша. К вам в сундучок можно милицейское барахлишко сунуть?

Шура. Давайте.

Миша. А то папаша найдет, тогда — гроб. (Переодевается.)

Шура. Ну, как служба?

Миша. Ничего служба. Стоим на посту. Сегодня жалованье платили.

Шура. Ну, стало быть, здравствуйте и прощайте. Мне на смену.

Миша. Я со смены — вы на смену. Вы со смены — я на смену. И так всю жизнь. Довольно глупо.

Шура. Не замечаю ничего глупого.

Миша. А я замечаю.

Входит Экипажев.

Экипажев. В конце концов придется запереть уборную на замок и ключ выдавать в каждом отдельном случае. Здравствуй, Михаил. На всю комнату казармой несет. Откуда это? Какая-то помесь капусты и ефрейтора. Это от тебя? Фу, мерзость какая!