Эльфрида Елинек: Облака. Дом.

Т. Баскакова

Мы привыкли думать {3} 3 Мы привыкли думать: мы, мол, далеко снаружи… (1) Это единственный отрывок, где прямых цитат нет. Святые, светящие в темноте… — Аллюзия на стихотворение Гёльдерлина «Обманчиво-святые поэты» (Die scheinheiliger Dichter) ; ниже в этой же сцене упоминается «обманчивое сияние». Мы всегда теряемся, когда кто-то, пусть даже один, дает нам приют в своей памяти. — Ср. в «Патмосе» Гёльдерлина: «…загадкой вечной останутся друг для друга, / не могут друг друга постичь те, / кто вместе живет в чьей-то памяти». Люди — чужие здесь, странники, как и мы. — Тема странника часто возникает у Гёльдерлина, ей посвящено и стихотворение с таким названием (в пер. Е. Эткинда — «Скиталец»). Слово «странник» отсылает, возможно, и к «Кольцу нибелунга» Р. Вагнера. …всё кишмя кишит знаками, указующими на нас. — У Гёльдерлина речь идет об одном «знаке спасительного решения», которому служат поэты («Патмос»), а не о знаках самих поэтов, которые «кишмя кишат». Поэты для людей — знак этого знака: «Мы только знак, но внятен смысл… Вне сомненья только Единый» («Мнемозина», пер. С. Аверинцева). …мы, единственные… — В стихотворении Гёльдерлина «Единственный» под этим словом подразумевается бог или божественный вестник, о поэтах же сказано: «Подобает поэтам, даже духовным, быть мирскими» (Пер. В. Микушевича). : мы, мол, далеко снаружи. А потом внезапно оказывается, что мы в самом средоточье. Святые, светящие в темноте. Мы всегда теряемся, когда кто-то, пусть даже один, дает нам приют в своей памяти, на какое-то время. О нас говорят уже очень давно — на обочинах дорог, украдкой. Это не наши фантазии! Приятное чувство, мчаться ночью по нашим эстакадам, а внизу светятся пивные: в них такие же люди, как мы! Светлое обманчивое сияние. Люди — чужие, странники, как и мы, — стекаются к автовокзалам, чтобы потом снова разделиться, растечься в разных направлениях, и мы нисходим на них дождем, от которого наутро у них промокнут ботинки. А бывает, что днем, на перекрестке, где скапливаемся мы, людские потоки… Ничего особенного там нет, но всё кишмя кишит знаками, указующими на нас. После нас придут другие, но и мы не ничто!

Недаром у нас от нас тяжелеет голова. Передвигаться таким способом умеем только мы, единственные. И пусть рельсы сколько угодно пересекаются, мы обозримо лежим перед нами и перед другими путниками — как надежные, отмеченные вехами пути. Теперь мы дома, и ничто нам не помешает воспрянуть.

В холодную пору года {4} , когда завывает буря, над головами у нас Свет проходит, мы — у себя. Где еще жизни осталось жить? Быть у себя хорошо. Как хорошо крестьянину, когда он праздничным утром выходит взглянуть на поля, если из душной ночи прохладные молнии падали, да и теперь еще гром грохочет вдали. Других мы страшимся. Прокладываем для себя ровный путь. Не уклоняемся в сторону, ибо нас у нас не отнять. Ведь и ручей регулярно возвращается в старое русло, да и трава каждый год одинаково зелена. Хорошо быть и оставаться «в себе», а смертные — те пусть без страха пьют небесный пламень и навещают нас в нашем пустынном дому. Мы существуем. Существуем. Мы одиноки, но у нас хорошо. Отчий луч, чистый, нас не сожжет: он, потрясенно сострадая страданьям сильного, останется в буре Бога, губительной лишь для строптивцев, когда приблизится к нам приблизится к нам. Мы у себя дома.