Иоганн Гете - Собрание сочинений в десяти томах. Том четвертый. Драмы в прозе

Стелла.Я хотела взять дочь в камеристки и мать тоже оставить у себя. И надо же, Фернандо, чтобы именно сейчас на меня свалились эти неполадки!

Фернандо.С чего это они так?

Стелла.Кто знает! Я не могу, не хочу ничего знать. Лишиться их мне бы не хотелось… Ведь ты теперь со мной, Фернандо!.. В такие минуты мне этого не выдержать! Фернандо, поговори с ними ты!.. И надо же, чтобы именно сейчас, сейчас!.. Генрих, попроси сюда мать.

Слуга уходит.

Поговори ты с ней, Фернандо! Пусть чувствует себя свободно. А я пойду в боскет. Ты тоже приходи туда, да, приходи туда! Соловушки мои, вы опять увидите его!

Фернандо.Любовь моя!

Стелла (обнимая его). Ты ведь скоро придешь?

Фернандо.Сейчас же, следом за тобой.

Стелла уходит.

Ангел небесный! Как радостно, как свободно дышится в ее присутствии! Фернандо, узнаешь ли ты себя? Все, что стесняло тебе грудь, исчезло; все опасения, все тревожные мысли о прошлом, о том, что было — и что будет! Неужели вы опять тут? И все же, Стелла, когда я гляжу на тебя, когда держу твою руку, тогда исчезает все, меркнут в моей душе все остальные образы.

Входит управляющий.

Управляющий (целуя ему руку). Вы вернулись?

Фернандо (отнимая руку). Да, вернулся.

Управляющий.Дозвольте, дозвольте мне… Ах, сударь!..

Фернандо.Ты счастлив?

Управляющий.Жена моя здорова, у меня двое детей, и вы вернулись!

Фернандо.Как вы хозяйничали?

Управляющий.Так, что готов хоть сейчас дать отчет… Вы удивитесь, как улучшилось хозяйство. Дозвольте спросить, как вам жилось?

Фернандо.Тс!.. Сказать тебе все? Ты это заслужил, давний соучастник моих сумасбродств.

Управляющий.Еще слава богу, что вы не были атаманом цыганской шайки; одно ваше слово — и я все спалил бы, сжег дотла. А теперь-то вы не уедете? Положете конец бродячей жизни? Я, как обзавелся женой и детьми, чувствую себя очень даже приятно в этом уголке земли, а ведь прежде мне всюду было тесно. Правда, вы…

Фернандо.Пожалуйста, без упреков!

Управляющий.Я хотел сказать, что после такой долгой разлуки наша милая женушка, надо надеяться, снова…

Фернандо.Ах, Мина, Мина, девочка моя!

Управляющий.Ну, ну! Господь подарит вам еще ребенка. И вы его не потеряете, никуда не уедете, станете вместе с нами усердствовать в сельском хозяйстве. Ведь в конце концов что толку постоянно что-то искать, куда-то стремиться, чем-то бахвалиться?

Фернандо.Ты не разучился еще наставлять?

Управляющий.А почему, государь мой, мне нельзя высказать то, что у меня на сердце? Простите, но я помню, что прошло всего два-три года, как хорошая, милая наша Цецилия стала вашей супругой, а вас уже словно червь точил, все было не по вас, вы чувствовали себя скованным, связанным, хватались за свободу.

Фернандо.Вот это я охотно слушаю.

Управляющий.Разве это неправда?

Фернандо.Хорошо, хорошо!

Управляющий.Помню, что вы доверились мне и в припадке раздражения сказали: «Франц, я должен уехать! Надо быть дураком, чтобы позволить себя связать! Такое состояние лишает меня сил, такое состояние подавляет свободу духа, стесняет меня. Во мне столько всего заложено! Столько еще не развернувшихся задатков! Мне надо прочь отсюда… помотаться по белу свету!»

Фернандо.Верно!

Управляющий.Я не понимал, что вам было нужно, а теперь понимаю; мы объездили белый свет, порхали там и тут, туда и сюда, и под конец не знали, что делать с этой свободой духа, куда деваться от скуки, и, чтоб не пустить себе пулю в лоб, пришлось нам опять связать себя по рукам и ногам.

Фернандо.Чудак человек!

Управляющий.Теперь нашим силам была предоставлена полная свобода.

Фернандо.Трус!

Управляющий.Вот тут-то задатки и развернулись.

Фернандо.Ты понимаешь, над чем ты издеваешься?

Управляющий.Над тем, что вы так часто говорили, но никогда не выполняли, над тем, о чем вы мечтали и никогда не находили, а часто даже и не искали. (Уходит.)

Входит слуга.

Слуга.Мадам Зоммер!

Фернандо.Проси!

Слуга уходит.

(Один.) Эта женщина наводит меня на грустные мысли. Значит, на свете нет ничего совершенного, ничего чистого! Несчастная женщина! Мужество ее дочери расстроило меня, как же отзовется в моем сердце горе матери!