Жорж Бернанос: Диалоги кармелиток

Она явно пошатнулась от удара, но не сдалась.

Бланш . Я не презираю мир, и едва ли будет правдой сказать, что я его боюсь. Просто для меня мир — как стихия, в которой я не могу жить. Да, отец, я самим существом своим не выношу шума и оживления, меня отвращает и самое изысканное общество, многолюдные улицы меня оглу­шают, и, просыпаясь ночью, я невольно вслушиваюсь, как шумит там, за нашими тяжелыми шторами, за пологом моей постели этот огромный неутомимый город, который утихает только к рассвету. Избавьте меня от этого непосильного испытания, и вы увидите, на что я способна. Неужели вы осудите молодого офицера, отказывающегося от службы в королевском флоте, если он не переносит моря?

Маркиз . Дорогое мое дитя, только вашей совести решать, по силам вам такое испытание или нет...

Бланш . О, сжальтесь, отец, оставим этот спор. Сжальтесь, позвольте мне верить, что существует лекарство от этой ужасной слабости, несчастья моей жизни! Увы! Господин де Дамас, должно быть, совсем слеп, когда речь идет обо мне. Ведь он счел, что я вела себя достойно сегодня. Господи! Я едва сидела на подушках, я вся заледенела и не отогрелась до сих пор, потрогайте мои руки... Ах, отец! Если бы я не надеялась, что у Неба есть какой-то промысл обо мне, я умерла бы со стыда тут у ваших ног. Быть может, вы правы, я не прошла испытание до конца. Но Господь не посетует на меня за это. Я все приношу ему в жертву, я все покидаю, ото всего отрекаюсь — только пусть он вернет мне честь.

Вторая картина

Сцена I

Несколько недель спустя. Приемная монастыря кармелиток в Компьене. Настоятель- ницаиБланш разговаривают через двойную решетку, задернутую черной тканью. Насто­ятельница, госпожа де Круасси,— старая и явно больная женщина. Она неловко пытается пододвинуть свое кресло поближе к решетке. Ей это удается с трудом. Она немного задыхается

и говорит улыбаясь.

Настоятельница . Не подумайте, что это кресло— привилегия моего сана, как табурет у герцогинь. Увы! Я хотела бы чувствовать себя в нем удобно из любви к моим дорогим дочерям — они так обо мне заботятся. Но возвращаться к старым привычкам, слишком давно утрачен­ным, непросто. Мне теперь ясно — то, что должно бы доставлять удоволь­ствие, для меня всегда будет только унизительной необходимостью.

Бланш. Как это, наверно, радостно — сознавать, что ты так далеко продвинулась по пути отрешения от мира, что уже не можешь вернуться назад.

Настоятельница . Бедное мое дитя, привычка в конце концов позволяет отрешиться ото всего. Но какой прок монахине отрешаться ото всего, если она не отрешится от самой себя, то есть от собственного отрешения?

Молчание.

Я вижу, суровость нашего устава вас не пугает?

Бланш . Она меня притягивает.

Настоятельница . Да, да, у вас высокая душа.

Молчание.

Запомните все же, что самые простые с виду обязанности на деле зачастую оказываются самыми тяжелыми. Можно одолеть гору и спотк­нуться о камешек.

Бланш (горячо). Ах, матушка, кроме этих маленьких жертв, есть другие страшные вещи...

Настоятельница . Ну, ну, что же это за страхи?

Бланш (все менее уверенным голосом). Преподобная мать моя, я, наверно, не сумею... Мне трудно... вот так... сразу... Но если позволите, я подумаю и отвечу вам после...

Настоятельница . Как пожелаете... А могли бы вы ответить мне теперь же, если я спрошу, в чем вы полагаете первую обязанность кармелитки?

Бланш . Побеждать естество.

Настоятельница . Прекрасно. Побеждать, а не насиловать — раз­ница очень важная. Тому, кто стремится насиловать естество, удается только утратить естественность. А Господь ждет от своих дочерей, чтобы они не разыгрывали всякий день комедию перед Ним, но служили Ему. Хорошая служанка всегда там, где она должна быть и где ее присутствие не бросается в глаза.

Бланш . Я мечтаю проскользнуть незамеченной...

Настоятельница (улыбаясь, с легкой иронией). Увы! Это дается лишь долгими усилиями, и слишком жаркое желание тут не облегчает дела... Вы очень высокого происхождения, дочь моя, и мы не требуем от вас забыть о нем. Отказаться от преимуществ такого происхождения не значит сложить с себя все обязанности, им налагаемые, и эти обязанности покажут­ся вам здесь труднее чем где бы то ни было.

Протестующее движение Бланш.

О, разумеется, вы горите желанием занять последнее место. Опасайтесь этого тоже, дитя мое... Стремясь спуститься как можно ниже, рискуешь перейти меру. А крайность в унижении, как и во всем прочем, порождает гордыню. И такая гордыня в тысячу раз изощреннее и коварней мирской, которая по большей части есть лишь пустое тщеславие...