Жорж Бернанос - Диалоги кармелиток

Испуганные голоса. Не открывайте! Не открывайте!

Первый порыв монахинь — разбежаться по саду. Но лонемногу они, одна за другой, замедля­ют шаг, словно устыдившись. Наконец они собираются у подножия статуи Пресвятой Девы. Почему — становится понятно, когда в дверях часовни, на невысокой, площадке, вырисовыва­ется силуэт матери Марии от Воплощения. Одна го досок в воротах поддается со зловещим скрипом. Мать Мария от Воплощения знаком подзывает сестру Констан­цию, берет из своей связки ключ от ворот и отдает его Констанции.

Мать Мария . Отоприте, дитя мое.

Эти слова скорее угадываются по движению губ. Грохот теперь просто оглушающий. Мать Мария идет вперед не торопясь, ни слишком быстро, ни слишком медленно. Два-три револю­ционера вваливаются через пролом, но им приходится при этом проделывать уморительные кульбиты, и на минуту они останавливаются в замешательстве перед неподвижными монахи­нями. Мать Мария спокойно берет ключ из рук Констанции и протягивает его одному из них. Ворота отпирают. Толпа врывается в монастырь. Мать Мария не делает ни одного движения, чтобы ее остановить, и тем не менее большая часть толпы возвращается назад. На очень бледном лице сестры Констанции едва заметная улыбка.

Комиссар . Где монахини?

Мать Мария . Они перед нами.

Комиссар. Наш долг — объявить им декрет о выселении. Мать Мария. Это зависит только от вас.

Читают декрет: «Как постановило Законодательное Собрание на своем заседании 17 августа 1792 года: к первому октября нынешнего года все здания, занимаемые до настоящего времени монахинями или монахами, должны быть освобождены вышеназванными монахами и монахи­нями и пущены в продажу по требованию властей».

Комиссар . Желаете ли вы заявить какие-либо претензии? Мать Мария. На что мы можем претендовать, если у нас больше нет ничего? Но нам необходимо раздобыть другую одежду, коль скоро вы нам запрещаете носить эту.

Комиссар. Согласен! (Он заставляет себя зубоскалить, поскольку простота, с какой держится мать Мария, производит на него впечатление.) Вы так торопитесь скинуть эти хламиды и одеться как все люди?

Мать Мария . Я могла бы вам ответить, что не мундир делает солдата. Но у нас нет мундира. В любой одежде мы всегда останемся служанками.

Комиссар . Народу не нужны служанки.

Мать Мария . Но ему очень нужны мученики, и это та самая служба, которую мы можем взять на себя.

Комиссар . Э, в наши дни умереть — это пустяки.

Мать Мария . Жить — это пустяки, вот что вы хотите сказать. Сейчас только смерть идет в расчет, потому что жизнь обесценилась до смешного, она стоит не больше, чем ваши ассигнации.

Комиссар . Такие слова могли бы вам дорого обойтись, если б вы их сказали кому-нибудь другому. Вы меня считаете одним из этих кровопийц? Я был ризничим в Шельской церкви, господин викарий — мой молочный брат. Но что поделаешь, с волками жить — по-волчьи выть!

Мать Мария . Простите меня, но я попрошу у вас доказательств вашей доброй воли.

Комиссар . Мне известно, что ваш священник прячется в сушильне.

Мать Мария . Я вам не верю. Комиссар. Он со мной говорил. Мать Мария. Что он вам сказал?

Комиссар . Что он перелез через стену в соседний огород, но там на него напали собаки, и ему пришлось вернуться сюда. Эти подробности вас не убеждают?

Мать Мария . Только наполовину.

Комиссар . Тогда я добавлю, что там прячется еще и молодая монахиня, как она говорит, со вчерашнего утра. Мне показалось, что она умирает со страху.

Мать Мария (уже ничего не скрывая). Благословенно имя Господ­не! Это, конечно, сестра Бланш. А я не знала, где ее искать... Благодарю вас за эту весть, сударь.

Молчание. Комиссар озирается вокруг.

Комиссар . Я уведу с собой комиссаров и патруль. Здесь останутся до вечера только рабочие. Остерегайтесь кузнеца Бланкара, он воспитывал­ся у бенедиктинцев в Ретифе и говорит как священник. Это доносчик.

Уходит. Комиссары долго совещаются у ворот. Видно, что спор горячий. Наконец они уходят, забрав с собой патруль.

Сцена XII

На экране сначала виден монастырь, разграбленный, но уже свободный от непрошеных гостей. Рабочий, который уходит последним, задерживается на пороге, чтобы допить вино из горлыш­ка, потом швыряет бутылку в стену. Кто-то соорудил подобие двери из сломанных досок,

связав их веревкой.

Сцена XIII