Елена Головина: Антология современной французской драматургии. Том II

Он действительно оказался человеком исключительным,

обладавшим множеством талантов, в чем мы не раз имели случай убедиться.

Он как никто умел увлечь людей

и сам был страстно увлечен своим делом.

Все это вносило в мои вечера приятное очарование

и хоть какую-то жизнь.

В завершение одного из таких вечеров та самая робкая девушка, смущавшая всех своей стеснительностью,

попросила меня помочь ей вновь встретиться с моей подругой.

Почему этой молодой особе

так хотелось что-то дать?

Отдать?

Я спросила ее, она не знала, что мне ответить.

Мы все же сочли это немного странным.

На следующий день,

когда я опять осталась наедине с так называемым сыном моей подруги,

снова случилось нечто,

чего я не могла толком себе объяснить,

но и назвать это пустяком тоже не решилась бы.

Я не знала,

какими словами описать происшедшее,

не будучи толком уверена в том, что что-то действительно произошло.

И я не смогла

найти слов,

чтобы поговорить с моей подругой,

хоть и чувствовала, что это необходимо.

Моя неспособность

выразить вслух свои мысли

показалась мне ужасной.

На следующий день, впервые за всю мою трудовую жизнь на «Норсилоре»,

я не смогла выйти на работу.

Этот день был первым днем в моей жизни, когда я не смогла пойти на работу.

Меня скрутило.

Меня скрутило так, что я застыла без движения на лестничной клетке своего дома,

и прошло несколько часов,

пока меня не обнаружила моя подруга.

Невероятная боль скрутила мне спину, когда я поворачивала ключ в замке.

Но сильнее физической боли было мое уныние.

В то утро меня пришлось отвезти в больницу,

и мысль о том, что я могу на всю оставшуюся жизнь

превратиться в бесполезное существо,

не покидала меня по дороге.

Но

в тот день после полудня произошла еще худшая катастрофа.

Вечером моя подруга и ее сестра зашли в бар.

И тут они услышали,

как будто в голове

прогремел взрыв.

Они не обратили на него внимания,

решив, как они рассказывали мне позже, что им просто показалось.

Но на «Норсилоре» действительно

случился взрыв.

Огромный цех,

находящийся по соседству с цехом, где я, кстати сказать, должна была в то утро работать,

взорвался

по пока не установленным причинам.

Взрослый сын моей подруги, конечно, видел погибших,

а погибли многие.

Какой ужас!

Именно в тот день, когда я впервые не смогла

выйти на работу.

Наступил день, когда

меня выписали из больницы,

где все еще лежали десятки людей, пострадавших от взрыва.

Я чувствовала себя очень виноватой.

Как объяснить, почему я в то утро не смогла прийти на работу?

После случившейся катастрофы мы все чувствовали себя подавленно,

и, разумеется, остались без работы.

Среди нас была та самая женщина,

которая, по словам моей подруги, внешне напоминала ее сестру.

Та самая женщина, которая не работала и жила в очень красивой квартире.

Повторяю, что лично мне это сходство не особенно бросалось в глаза.

Победивший на выборах родственник моей подруги

предложил нам собраться, чтобы поделиться с нами некоторыми сведениями о положении на предприятии, которые он раздобыл в высших сферах.

Родственник моей подруги имел крайне озадаченный вид.

Ему с трудом давались слова,

ему, обычно такому бойкому на язык.

Он сообщил,

что за случившейся катастрофой

может последовать еще более страшная катастрофа.

Он не уверен, сказал он, что наше предприятие сможет когда-нибудь вновь открыться,

нет,

не уверен.

Оказалось, что где-то там наверху некие деятели,

по всей вероятности, не знающие жизни,

постановили,

что наше предприятие представляет собой опасность…

Оказалось, что и другие личности, настроенные еще более предубежденно,

обвинили наше предприятие

в выпуске подозрительной продукции,

например продукции,

используемой для производства

оружия

страшной убойной силы.

Извините, но

это и правда ложь!

Не мы же, в конце концов, придумали войну,

насилие, жестокость.

И не мы несем ответственность за то, как используют нашу продукцию.

Конечно, наша продукция опасна.

Конечно, она способна убивать,

притом самым жестоким способом,

но, однако, не надо забывать, что нам она позволяет жить.

Сегодня она убила восемьдесят человек,

но прокормила двадцать тысяч.