Николай Потапов - Великая Отечественная Война (1941–1945)

Зинченко. Знамя на куполе рейхстага, товарищ генерал!

Шатилов. На куполе рейхстага?!.. Молодцы!.. Поздравляю тебя, Федор, и весь твой полк! Во сколько укрепили знамя?

Зинченко. В 22 часа 50 минут по московскому времени.

Шатилов. Еще раз — молодцы!.. Поздравляю!.. А теперь поскорей добивайте фашистского зверя в его берлоге!

Зинченко. Добьем, товарищ генерал!

Шатилов. Поздравляю всех вас с наступающим праздником!

Зинченко. С каким праздником?

Шатилов. Как, с каким? Завтра — Первое мая.

Зинченко. Да?!.. Совсем забыли.

Шатилов. Еще раз с праздником вас!

У подножия рейхстага идет бой. В голову ранен Кузин. Санитарка перевязывает бинтами его голову.

Кузин. И надо же, угодили прямо в голову! И когда? В самом конце войны. Вот не повезло.

Зина. Это как сказать. А может, и повезло. Живым останешься, а могли убить. А теперь день победы встретишь.

Кузин. Это так, Зина. Могли и убить. Обидно, пять раз под пули попадал. А теперь вот и осколком зацепило.

Зина. Везучий ты, Виктор. Подлечат в госпитале, и снова будешь в строю.

Кузин. Везучий, ты права.

Зина. Откуда родом-то?

Кузин. Сибиряк я. С Байкала. А ты?

Зина. Я — рязанская. Из села. У нас тоже речка есть — Проня.

Кузин. Чудно как-то. Проня. Вроде как имя человека.

Зина. А мы привыкли. Будто так и надо.

Кузин. Смотрю я на тебя, Зина… Красивая ты, рязаночка.

Зина. А у нас все девушки красивые. Климат у нас такой, на женскую красоту влияет.

Кузин. Да?

Зина. А ты думал!..

Кузин. Да в Рязани, говорят, и грибы с глазами, их едят, а они глядят.

Зина. А ты приезжай после войны, убедишься в этом сам. Глядишь, и влюбишься в какую-нибудь рязаночку.

Кузин. А я вот в тебя влюбился. Давно к тебе приглядываюсь. Нравишься ты мне. Смелая, ловкая, красивая.

Зина. Как же ты успеваешь все делать? И с фашистами воевать, и на девушек смотреть?

Кузин. Успеваю вот. Мы, сибиряки, такие. Тоже на все ловкие. И воевать, и на красивых девушек поглядывать.

Зина. Поэтому тебя шестой раз и ранило. На девушек смотришь, а пуль не видишь.

Кузин. Возможно.

Зина. Вот и все, Виктор. Голова твоя забинтована. Теперь в санбат тебя отведу.

Кузин. Нет, Зина, в санбат я не пойду.

Зина. Как, не пойдешь?

Кузин. Я воевать буду. Руки у меня есть, ноги — ходят, глава — видят, а ты в санбат меня. Нет, Зина, туда мне дорога заказана. Победу буду здесь, в рейхстаге, встречать.

Зина. Напрасно ты так.

Кузин. Спасибо за перевязку. Можно, я поцелую тебя за это?

Зина. Можно. (Кузин обнимает ее, целует.)

Кузин. Сладко как!.. Можно еще разок?

Зина. Хорошего понемножку. А то процелуемся, и рейхстаг без нас возьмут. Бери автомат — и в свою роту.

Кузин. А село твое как называется?!

Зина. Семион.

Кузин. Семион?!

Зина. Да.

Кузин. Странное название!..

Зина. Какое уж есть.

Кузин. После войны я обязательно приеду в ваш Семион. Выйдешь за меня замуж?

Зина. Подумаю… (Кузин берет автомат.)

Кузин. Обязательно приеду. Только жди меня.

Раздается автоматная очередь. Зина вскрикивает, хватается за грудь, падает. Кузин подхватывает ее.

Что с тобой, Зина?

Зина. Ранена я… в грудь… Умираю…

Кузин. Нет!.. Нет!.. Санитар!.. Санитара сюда!.. (Достает из ее сумки бинт, расстегивает на ней гимнастерку.) Зина!.. Зина!.. Ты слышишь меня?.. Зина!.. Кровь… Кровь… Убили!.. Убили, гады!..

Поднимает Зину на руки, уходит.

Берлин. Бункер. В комнате Гитлер, Ева.

Гитлер пишет, руки его трясутся. Ева рассматривает свои украшения. Входит Геббельс.

Гитлер. Геббельс, вот мои завещания. Одно — политическое, другое — личное. Своим преемником я назначаю Денница. Он будет возглавлять правительство Германии. Личное завещание прочтете после нашего ухода из жизни.

Геббельс. Мой фюрер! Я, Магда и наши дети последуют вашему мужественному решению.

Гитлер. Я всегда считал тебя своим самым преданным и верным другом.

Геббельс. Умереть за своего фюрера — что может быть счастливее такой судьбы?!

Гитлер. Спасибо, Геббельс. Передай Магде, я всегда уважал ее и высоко ценил как верную соратницу и помощницу нашему великому делу.

Геббельс. Передам, мой фюрер.