Петр Киле - Телестерион [Сборник сюит]

К е р н. Продолжайте!

П у ш к и н."…ветреность всегда жестока, и все вы, кружа головы направо и налево, радуетесь, видя, что есть душа, страждущая в вашу честь и славу".

К е р н. Вот видите! На каждой строке — легкомыслие, кокетство, ветреность, — да о ком это речь? Между тем я всего лишь глубоко несчастная женщина, которая тянется ко всему прекрасному, поскольку это вложено в мою душу самой природой, как и в вашу.

П у ш к и н. Ну, хорошо! Вы вымыли мне голову.

К е р н. Это не все, что я хотела вам сказать, решив посчитаться с вами, как и с мужем, пока он вез меня сюда мирить с моей тетушкой. Они оба делают свое благое дело, которое, к несчастью, оборачивается против меня, а вы продолжаете в том же духе. Вы восклицаете: "Боже мой, я не собираюсь читать вам нравоучения, но все же следует уважать мужа, — иначе никто не захочет состоять в мужьях. Не принижайте слишком это ремесло, оно необходимо на свете". И тут же: "Но вы непременно должны приехать осенью сюда или хотя бы в Псков". Зачем в Псков? Из уважения к мужу? Меня вся семья в Лубнах возвращала в Псков еще пять лет тому назад, когда я уже с ума сходила от отчаяния.

П у ш к и н. Но я же вам предложил великолепный проект!

К е р н. Да, проект, которым всего-то четверть часа вы дразнили свое воображение, чтобы снова заговорить о приезде в Псков.

П у ш к и н. Да, Псков — это единственное место в Российской империи, куда мне позволено выехать из Михайловского! Куда же я мог вас звать еще?

К е р н. Простите! На вас цепи, и на мне цепи.

П у ш к и н. Вы знаете, кто наложил на меня цепи. Ваш милый, добрейший император, к которому вы полны благоговейного чувства и восхищения.

К е р н. Это было мое детское, девичье восхищение, характерное для той эпохи; с тех пор умонастроение в обществе изменилось, и если есть еще кумиры, то один из них вы, Пушкин.

П у ш к и н. Хотелось бы вам поверить.

К е р н. А вы что делаете?

П у ш к и н. Что?

К е р н. Вы запрещаете мне писать о восхищении вами, это не то чувство, какое вам нужно. Я-то думаю, царь и поэт по сану и призванию равно высоки, выше всего.

П у ш к и н ( опускается на колени ). Кругом я был неправ и несправедлив. Вы божественная!

К е р н. Поднимайтесь скорей! Сюда идут. Вы очень заботились о мужьях, вот оставайтесь… Прощайте, будьте в дураках!

Веселый смех женщин озадачивает поэта, но затем разносится и его смех, покуда генерал Керн и Осипова с семейством подходят к ним.

Санкт-Петербург. Квартира Дельвига, которую в отсутствие хозяев занимает Керн с отцом и сестрой, а также с маленькой дочкой, которая дает о себе знать лишь изредка голосом или няней, входящей к ней; у нее временно поселилась Ольга, вышедшая замуж. В гостиной у окна с книгой Ольга и Керн. Входит Пушкин.

Входит Алексей Вульф; Пушкин уединяется с ним в кабинете Дельвига.

П у ш к и н. Это сказка, с которой соприкасается наша жизнь; подобную сказку я однажды написал, пребывая в веселом расположении духа, как Боккаччо, когда он сочинял "Декамерон", — на миф о непорочном зачатьи…

А л е к с и с. "Гавриилиаду"! О еврейке Марии, выданной замуж за старика Иосифа, весьма томящейся от своей девственности, что естественно, соблазненной змеем, архангелом Гавриилом, посланцем Господа, которые лишь подготовили свидание девы с голубкой, облик которой принял Бог, — и вот каким образом был зачат сын Божий. И все это в стихах, удивительных по точности и простоте, когда эротика и богохульство исчезают в чистейшей поэзии, — жаль только цензура у нас никогда не даст разрешения опубликовать твою чудесную поэму.