Александр Амфитеатров: Два часа в благородном семействе, или о чем скрипела дверь

БАБУШКА.Сморозилъ, батюшка. Подумаешь, благость женщинѣ за безногимъ ходить.

ДѢДУШКА.За то въ супружеской вѣрности лежу, по дѣвкамъ отъ тебя не бѣгаю. Хо-хо-хо-хо!..

БАБУШКА.Тьфу тебѣ! Озорникъ, батюшка! Озорникомъ вѣкъ прожилъ, озорникомъ и въ гробъ ляжешь… тьфу! тьфу! тьфу! (Уходитъ.)

ДѢДУШКА.Ежели бы ноги, я бы съ молокососомъ-то потягался… Надьку бы эту… хо-хо-хо!.. этого… того… (Закрываетъ ликъ свой «Новымъ Временемъ» и дремлетъ.)

ДЯДЯ(входитъ). Оставь меня! Оставь меня, говорю тебѣ!

СЫНОКЪ(бѣжитъ за нимъ). Но, дядя…

ДЯДЯ.А! Теперь я все понимаю.

СЫНОКЪ.Право, вы уже слишкомъ горячо приняли къ сердцу.

ДЯДЯ.О, какъ это подло, гадко, ужасно!

СЫНОКЪ.Я не оправдываю себя, но, все-таки, — подобныя выраженія?!

ДЯДЯ.Опуститься до такой низости!

СЫНОКЪ.Вѣдь, я же раскаиваюсь! Я — чѣмъ угодно готовъ загладить.

ДЯДЯ.Мерзкая женщина! Грязная женщина! Гадина! Мессалина!

СЫНОКЪ.Дядя! Вы не имѣете права…

ДЯДЯ.И подобная тварь — въ нашей семьѣ?!

СЫНОКЪ.Браните меня, но Надю — вы совершенно не знаете. Прошу ее уважать.

ДЯДЯ(смотритъ на него въ упоръ и съ совершеннымъ безмолвіемъ). Чего?

СЫНОКЪ.Я прошу васъ Надю уважать.

ДЯДЯ.Скажи, пожалуйста: отстанешь ты отъ меня сегодня, или вотъ такъ и намѣренъ прилипнуть баннымъ листомъ?

СЫНОКЪ.Если вамъ непріятно….

ДЯДЯ.Да-съ, непріятно.

СЫНОКЪ.Если я вамъ мѣшаю……

ДЯДЯ.Да-съ, мѣшаете.

СЫНОКЪ.Я могу уйти.

ДЯДЯ.Да-съ, уйдите.

СЫНОКЪ.Но про Надю вы такъ не смѣете… да! не смѣете! нехорошо! (Уходитъ.)

ДЯДЯ.Нѣтъ! Какова наша великолѣпная Лили, моя благопристойнѣйшая, идеальная сестрица! Примѣрная мать семейства? Матрона благочестивая? А?! Дѣло ясно. Вотъ оно — какъ на ладони. И эта горячность, съ которою Лили защищаетъ негодяя Ѳедора. И эта злобная ревность, съ которою она гонитъ несчастную Надежду. И эта поспѣшная обидчивость на мои слова, что Ѳедоръ, можетъ быть, шелъ совсѣмъ не къ Надѣ…

ДРУГЪ ДОМА(входитъ). Лили… Елены Николаевны нѣтъ здѣсь?

ДЯДЯ.Вотъ еще фигура! Фамильное дополненіе! Благопріобрѣтенный рыцарь Тогенбургъ!

ДРУГЪ ДОМА.Лили… Елена Николаевна такъ растревожена, такъ взволновалась. А вы знаете, какъ я волнуюсь, когда она волнуется.

ДЯДЯ(стоитъ предъ нимъ, скрестивъ руки на груди). «Возьмите ваши слова обратно!».

ДРУГЪ ДОМА.Какъ?

ДЯДЯ.«Возьмите ваши слова обратно».

ДРУГЪ ДОМА.Поль, на васъ лица нѣтъ! Вы разстроены, Поль? Вы больны?

ДЯДЯ.И разстроенъ, и боленъ.

ДРУГЪ ДОМА.И все это — изъ-за…

ДЯДЯ.Изъ-за! изъ-за!

ДРУГЪ ДОМА.Поль! Дорогой товарищъ! Дайте мнѣ вашу руку. Такъ. Будемъ говорить, какъ мужчины, по душамъ. Вы неправы.

ДЯДЯ.Вамъ-то откуда знать, правъ я или неправъ?

ДРУГЪ ДОМА.Если вы питаете слабость къ этой дѣвушкѣ, зачѣмъ вамъ непремѣнно нужно, чтобы она оставалась въ домѣ вашей сестры? Вы человѣкъ съ состояніемъ. Наймите ей квартирку, устройте обстановку, положите приличное содержаніе….

ДЯДЯ.Опять я у нихъ оказываюсь въ Надьку влюбленъ!

ДРУГЪ ДОМА.Я, другъ мой Поль, странности любви понимаю. И снисхожу. Маргарита была простая мѣщанка, но великій Фаустъ увидалъ ее за швейною машиною и — продалъ свою душу Мефистофелю.

ДЯДЯ.Фаустъ? Нѣтъ, мой любезнѣйшій. Я себя не Фаустомъ чувствую, а скорѣе Валентиномъ.

ДРУГЪ ДОМА.Поль… Вашъ намекъ.

ДЯДЯ(демонически хохочетъ). «Возьмите ваши слова обратно!»…

ДРУГЪ ДОМА.Фи, Поль! Вы продолжаете подозрѣвать…

ДЯДЯ.Нѣтъ-съ, не подозрѣвать. Спросите племянника Мишку. Надя была съ нимъ. Между нею и Ѳедоромъ нѣтъ ничего.

ДРУГЪ ДОМА.Вы увѣрены?

ДЯДЯ.Спросите Мишку!

ДРУГЪ ДОМА(закрываетъ глаза рукою). Ужасно!.. а! ужасно!.. какой ударъ фамиліи! Бѣдная, жалкая Клодина!

ДЯДЯ.Позвольте-съ…

ДРУГЪ ДОМА(стремительно). Но, Поль, ради Бога, удержитесь: ни слова Лили. Зачѣмъ ей знать эту грязь? Она и безъ того взволнована.

ДЯДЯ.Но позвольте же.

ДРУГЪ ДОМА.И постарайтесь не быть слишкомъ суровымъ къ той… преступной. Пожалѣйте Клодину! Смирите ваше негодованіе!..