Александр Островский - Снегурочка

Ан, коровья,

С копытами.

2-й скоморох

Да песья ж.

1-й скоморох

Сам ты пес,

Собачий нос.

2-й скоморох

А ты корова.

1-й скоморох

Я-то?

Дерутся.

Так я тебя рогами забоду!

2-й скоморох

А я тебя зубами загрызу!

Встают на ноги и расходятся, приготовляясь биться на кулачки.

Царь

На место, вы!

Скоморохи садятся.

Ни песья, ни коровья,

А крепкая нога гнедого тура.

Палатное письмо имеет смысл.

Небесными кругами украшают

Подписчики в палатах потолки

Высокие; в простенках узких пишут,

Утеху глаз, лазоревы цветы

Меж травами зелеными; а турьи

Могучие и жилистые ноги

На притолках дверных, припечных турах,

Подножиях прямых столбов, на коих

Покоится тяжелых матиц груз.

В преддвериях, чтоб гости веселее

Вступали в дом, писцы живописуют

Таких, как вы, шутов и дураков.

Ну, поняли, глупцы?

1-й скоморох

Скажи, который

Из нас двоих глупее.

2-й скоморох

Вот задача!

Нехитрому уму не разгадать.

Царь

Приятно ум чужой своим примерить,

На меру взять и на вес; глупость мерить –

Напрасно труд терять.

Входит Бермята.

Подите вон!

Скоморохиуходят.

Царь Берендей, Бермята.

Бермята

Великий царь счастливых берендеев,

Живи вовек! От радостного утра,

От подданных твоих и от меня

Привет тебе! В твоем обширном царстве

Покуда все благополучно.

Царь

Правда ль?

Бермята

Воистину.

Царь

Не верю я, Бермята.

В суждениях твоих заметна легкость.

Не раз тебе и словом и указом

Приказано, и повторяю вновь,

Чтоб глубже ты смотрел на вещи, в сущность

Проникнуть их старался, в глубину.

Нельзя ж легко, порхая мотыльком,

Касаться лишь поверхности предметов:

Поверхностность – порок в почетных лицах,

Поставленных высоко над народом.

Не думай ты, что все благополучно,

Когда народ не голоден, не бродит

С котомками, не грабит по дорогам.

Не думай ты, что если нет убийств

И вороства…

Бермята

Воруют понемножку.

Царь

И ловите?

Бермята

Зачем же их ловить,

Труды терять? Пускай себе воруют,

Когда-нибудь да попадутся; в силу

Пословицы народной: "Сколько вору

Ни воровать, кнута не миновать."

Царь

Конечно, грех неправого стяжанья

По мелочи не очень-то велик

Сравнительно, а все же не мешает

Искоренять его. Не уклонимся ж

От главного предмета разговора.

Благополучие – велико слово!

Не вижу я его давно в народе,

Пятнадцать лет не вижу. Наше лето

Короткое, год от году короче

Становится, а весны холодней –

Туманные, сырые, точно осень,

Печальные. До половины лета

Снега лежат в оврагах и лядинах,

Из них ползут туманы по утрам,

А к вечеру выходят злые сестры –

Трясучие и бледные кумохи.

И шляются по деревням, ломая,

Знобя людей. Недавно мы гуляли

С женой твоей, Прекрасною Еленой,

В саду моем тенистом. Под кустами,

От зорких глаз садовников скрываясь,

Таилася подтаявшая льдинка;

Беспечные, как дети, мы шутили,

Резвилися с Прекрасной Еленой;

Но холодок, вияся тонкой струйкой,

Лица ее прекрасного коснулся;

И вздулись вдруг малиновые губы

И правая румяная щека,

Гора горой, мгновенно исказилась

Улыбка уст медовых. Нет, Бермята,

Не все у нас благополучно, друг.

Пятнадцать лет не кажется Ярило

На наш призыв, когда, встречая Солнце,

В великий день Ярилин, мы напрасно

Тьмотысячной толпой к нему взываем

И песнями его величье славим.

Сердит на нас Ярило.

Бермята

Царь премудрый,

За что б ему сердиться?

Царь

Есть за что.

В сердцах людей заметил я остуду

Немалую; горячности любовной

Не вижу я давно у берендеев.

Исчезло в них служенье красоте;

Не вижу я у молодежи взоров,

Увлажненных чарующею страстью;

Не вижу дев задумчивых, глубоко

Вздыхаюших. На глазах с поволокой

Возвышенной тоски любовной нет,

А видятся совсем другие страсти:

Тщеславие, к чужим нарядам зависть

И прочее. В женатых охлажденье

Заметнее еще: на жен, красавиц

Диковинных, с сокольими очами,

На пышную лебяжью белизну

Упругих плеч – супруги-берендеи,