Когда последние защитники попытались уничтожить Торговца ядерными зарядами, он их даже не почувствовал, мощные бомбы не смогли причинить ему ни малейшего вреда. Требовалось оружие гораздо более мощное ядерного, и жалкая горстка оставшихся на Тэзе учёных, по сути сумасшедших, смогла его создать.
Оружие столь разрушительное, что могло повредить мембранную основу вселенной, было единственной возможностью спасти цивилизацию Тэзы от полного и окончательного вымирания…
Шааз бросил флаер вправо, удачно увернулся от нейтронного сгустка и, включив форсаж, ушёл свечой. Мимо проносились высотки торгового центра. Красивые, строго перпендикулярные линии зданий баюкали и ласкали взгляд… Неужели он больше не увидит этого никогда? Он не хотел умирать, но и жить после того, что он сделал со своим народом – не мог…
Ему нужно было только подойти поближе к Торговцу и сжать кольцо руками…
– Профессор, очнитесь… Да очнитесь же!
– Что?.. – Николай Петрович вздрогнул и открыл глаза. Испуганный молодой человек – лётчик – теребил его за плечо.
– Ну слава богу! С вами всё в порядке?
Профессор посмотрел вокруг. Шамана нигде не было.
– Не знаю…
Десять минут спустя Николай Петрович летел в комфортабельном салоне катера и улыбался. Рядом с ним на покрытом пухом диване лежало чёрное кольцо – оружие столь страшное, что могло разрушить основу вселенной. Но он знал, как его использовать и для чего… Ради будущего!
– И-и-и-и-и-и! – зуммер будильника рывком пробуждает сознание.
– И-и-и-и, – жалобно стенаю в ответ, инстинктивно зажимая уши. С трудом открываю глаза. Окружающий мир плещется всеми оттенками серого, наполняя унынием каждую клеточку моего тела. Внутричерепной будильник смолкает, но тишина в студии не приносит облегчения. Дрожащие пальцы безнадежно проигрывают неуловимым пуговицам, и пижама, единым порывом стащенная через голову, намертво защемляет уши тугим воротником. Обманчиво мягкий шелк пленит застегнутыми манжетами запястья, издеваясь надо мною всеми доступными способами. Я ненавижу пуговицы, это утро, мою жизнь, но больше всего дебилов из сервисной службы, задерживающих Ай-бох на техническом обслуживании. Если его сейчас же не вернут, я сойду с ума и попросту умру, задохнувшись в этой чертовой прорве шелка. Но тут божественный, ни с чем не сравнимый гонг за окном возвещает о том, что я спасена. Он пришел!
В этом не может быть никакого сомнения. Головная боль исчезает, словно по мановению волшебной палочки. Ловкое движение, и пижама отлетает в сторону. О, боже, какая чудесная перемена! Я в восхищении от окружающего мира. Безнадежная серость исчезла, поглощенная теплыми красками утра. Веселые блики света озаряют просторную спальню, наполняя меня силой встающего над горизонтом Солнца. Проворной ланью бросаюсь к широкому окну, за которым висит мой Ай-бох. Его сияющий корпус, поддерживаемый в воздухе двумя антигравами, слегка покачивается перед мембранным порталом. Ладонь прижимает клавишу входа, Ай-бох медленно вплывает в комнату. Я едва сдерживаю себя, чтобы не кинуться к нему с объятиями и поцелуями. Этому бесчувственному чемодану, что наполняет вас счастьем, нельзя поведать о своих эмоциях. Гладкий золоченый корпус лишен индикаторов, кнопок и микрофонов.
И все же я ласково поглаживаю его полированный бок, уверяя себя, что где-то там, внутри сложнейших микросхем, какой-нибудь датчик будет согрет теплом моей ладони.
Горячие струи душа заставляют млеть от восторга. Обнаженное тело смакует каждую каплю восхитительного водопада, погружаясь в первозданное наслаждение и взлетая к облакам рая. Кажется, еще немного, и я умру от вселенского счастья, но тут будильник в очередной раз сообщает, что пора бы уже заканчивать утренний туалет и собираться к завтраку.
Махровое полотенце ласкает разгоряченную кожу. Руки сами задерживаются на упругой груди, с губ срывается приглушенный стон…
– И-и-и-и! – истошно воет бдительный зуммер.
– Сам дурак! – мысленно показываю ему язык и, наскоро закончив обтирание, облачаюсь в легкий халатик и мягкие, заранее подогретые тапочки – чудесное сочетание.
Я готовлю себе завтрак. Какое это наслаждение – делать что-то самой! Четыре куриных яйца взбиваются с сушеной петрушкой, молоком и ложкой шипучки до появления густой пены. Соль, перец, мускатный орех – по вкусу. Прижаренные с одной стороны половинки черри заливаются яично-молочной пеной. Три минуты, и в полужидкий омлет уходит щедрая горсть тертого пармезана, еще тридцать секунд – и свернутый полумесяцем блин отправляется дозревать в духовой шкаф.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу